Монах с гитарой

   Вопреки моим ожиданиям, внутри самого Университета, как впрочем, и снаружи, было пустынно. Отсутствовали и студенты и преподавательский состав. Как будто бы здесь наступили каникулы, и не у кого даже было о чем-то спросить. Если бы священник Евлан не указал мне точного местонахождения монаха Бертольда, я бы потратил кучу времени на его самостоятельные поиски, блуждая по лабиринту многочисленных университетских помещений.

   Я нашёл брата Бертольда в одной из аудиторий, в которой он был совершенно один. Аудитория представляла собой весьма вместительное помещение, в котором, если убрать все лишнее, можно было запросто устраивать парады провинциального гарнизона. Главной частью помещения была профессорская кафедра, отделанная дешевым деревом, вероятно, с единственной целью подчеркнуть скромность научных деятелей. Напротив нее, от потолка каскадом спускались к полу многоярусные места для студентов. Сквозь узкие окна-бойницы, можно было с трудом рассмотреть газоны университетского парка, а напротив окон располагалась стена с несколькими дверьми и с подвесной террасой, тянувшейся вдоль стены на всем ее протяжении. На террасе располагались многочисленные книжные полки, заставленные бесчисленным количеством книг.

   Несмотря на то, что на улице было раннее утро и вовсю светило солнце, в аудитории царил полумрак, который никак не мог разогнать скудный дневной свет, едва пробивавшийся внутрь сквозь узкие оконные проемы, и помогавшие ему немногочисленные светильники, горящие внутри помещения. По углам лежали тяжелые тени, а особенно отдаленные и недоступные для света части помещения кутались в вязкую тьму.

   Залитый светом, монах Бертольд, стоял за кафедрой, пожалуй, в самой освещённой части аудитории. Его торчавшие во все стороны волосы свидетельствовали о том, что их хозяин вообще ничего не знает о существовании гребней, расчесок и других приспособлений для укладки волос. В огромных очках, в которых вместо обычных линз, были вставлены выпуклые увеличительные стекла, пучились и разбухали такие огромные глаза, которым мог бы позавидовать любой персонаж аниме. Одет Бертольд был в давно не видавшую стирки рясу неопределенного темного цвета, сплошь покрытую разноцветными пятнами химических ожогов, а кое-где, так и вовсе рваную. В общем, монах был прыщавым и худощавым, законченным ботаном среднего роста и возраста.

   Я подошёл к нему и встал так, чтобы он мог меня достаточно хорошо рассмотреть, и при этом, не травмировать своих многострадальных глаз. Внутренне приготовившись к содержательному диалогу, я произнёс:

   - Доброго времени суток! Я от отца Евлана, если тебе это о чем-то говорит.

   Глаза-телескопы проморгались, затем, стянутые в нитку губы приоткрылись и я услышал его голос, который легко можно было спутать со скрипом не смазанных колес:

   - Приветствую тебя, брат! Я, кажется, догадываюсь, зачем ты прибыл, и хочу сказать, что ты прибыл вовремя!

   - Это хорошо когда человек что-то хочет сказать и говорит об этом. Потому что, лучше говорить то, что думаешь, чем думать о том, чего не можешь сказать.

   - Возможно. - Бертольд говорил совершенно не шевеля губами, и от этого был похож на механическую куклу, создавая, при этом, жутковатое впечатление. - Итак, отец Евлан отправил тебя ко мне за моим изобретением?

   - Точнее и не скажешь!

   - А больше отец Евлан ничего тебе не поручал?

   Выполнить задание без пыли не получилось.

   - Да, он там, кажется, еще что-то говорил. Что-то, насчёт твоей безопасности...

   - Именно это я и хотел услышать!

   Бертольд снял очки и протер их. Я, поперхнувшись словами, смотрел на его глаза, без очков, превратившиеся в две маленькие точки. Теперь Бертольд своей заостренной подслеповатой мордочкой, один в один, напоминал маленького, голодного крота, который попался на воровстве. Тщательно протерев очки, он водрузил их на место, и продолжил:

   - Все дело в следующем. Мое изобретение даст огромные преимущества против своих врагов, любой стороне. Поэтому завладеть им постараются все, кто только об этом узнает. От начала и до конца работы над этим изобретением я старался сохранить всё в строжайшей тайне. Об этом знал только я, и больше никого я не посвящал в эту тайну. Как об этом мог кто-то узнать - ума не приложу. Есть слабое предположение, что я проболтался во сне...

   Он смущенно остановился, видимо, рассчитывая на мое сочувствие, но я не сочувствую болтунам! И он продолжил:

   - Я не знаю кто это, но это очень могущественные силы. Вначале, они себя никак не обнаруживали, и я спокойно работал над своим изобретением. Но совсем недавно, когда для завершения работы осталось лишь расставить точки, я получил послание, в котором сообщалось, что сегодня вечером за моим изобретением придет некто, и я, если, конечно, у меня есть желание остаться в живых, должен ему это изобретение отдать. Но, я ведь не могу отдать изобретение, первому встречному по первому же его требованию, тем более, что все, чем бы я ни занимался, я делаю в первую очередь на благо нашей Церкви и во имя нашей Веры.