Монахи моря

Лоу еще ни разу не переживал и даже не мог представить себе ничего подобного. Может быть, это был и в самом деле ураган максимальной силы… Но в прочности башни у него не было сомнений. Он знал, как искусно ее огромные гранитные блоки были встроены один в другой и в живую скалу. Абсолютную уверенность внушала ему и конструкция башни – ее обтекаемая стройная верхняя часть, массивное основание, подобное стволу огромного дуба, ее высокий уступ, поставленный так, чтобы ослабить силу самых могучих волн… Нельзя сказать, что сама стихия внушала ему ужас. Уважение, удивление и благоговейный трепет – да. Он научился этому у своего отца-рулевого, и служба на маяке закрепила этот урок… Благоговейный трепет, доходящий почти до поклонения, но не страх, который был бы проявлением слабости. Он мог испытывать страх перед дулом револьвера, но не перед разбушевавшейся стихией.

Однако вскоре и Лоу уже едва мог терпеть… Несмотря на затычки в ушах, временами казалось, что шум переходит какой-то порог. Ему начинало мерещиться, что наступает глухота, – не потому, что уши заткнуты, а из-за того, что уже достаточно давно его слух воспринимал только разрывающий барабанные перепонки оглушительный рев ветра. Голова разрывалась от боли, а тело в результате постоянных сотрясений сделалось тяжелым и негнущимся. Рассудок онемел… Единственным утешением было то, что Мейси приходилось гораздо хуже.

Мейси, сухопутный житель, слушал это фантастическое крещендо, не веря поначалу своим ушам. Невозможно было, чтобы это так продолжалось, не говоря уже о том, чтобы усиливаться. Но все получалось именно так и усиливалось невообразимо, невыносимо… Часы шли, но не было ни секунды передышки от бьющей артиллерии ветра и моря. Его лицо побелело, голова болела и кружилась. Он страдал физически так, как никогда до этого, – до этого он не мог даже представить себе таких страданий… Он был напуган до потери рассудка, потому что это выходило за рамки всего его прежнего жизненного опыта. Он вцепился в стол, так как толчки следовали один за другим, внутри у него все сжалось от страха. Он не мог поверить, что какая-либо башня может выстоять в такую ночь. Он страстно желал иметь под рукой подушку, чтобы зарыться в нее с головой. Но этот оглушающий шум настолько парализовал его, что он не мог заставить себя двигаться. Его нервы были на пределе. Иногда, когда башня вздрагивала и сотрясалась, все его тело резко передергивалось, словно по нему проходил электрический ток. Однажды, глядя на Лоу мутными глазами, он открыл рот и что-то крикнул с выражением ужаса на лице, но ураган заглушал любой крик. Он склонился над столом, содрогающийся, жалкий.

Лоу все еще ждал, видя моральное и физическое разрушение своего врага. Может, у него уже никогда не будет другой возможности – он должен действовать наверняка. Рука Мейси все еще судорожно сжимала револьвер… После трех непрерывных особенно сильных сотрясений Лоу медленно поднялся и вытащил из кармана кусок ваты, которую он взял в спальне. Мейси поднял глаза. Лоу показал пальцем на свое ухо и протянул Мейси вату. Мейси схватил сверток и начал отрывать от него кусочки. Лоу отвернулся. В зеркале на стене он видел, как Мейси набивает себе в уши вату. Двумя руками. Страдающий человек, стремящийся получить облегчение как можно скорее. Револьвер на столе…

Лоу повернулся и схватил его.

Он прислонился спиной к содрогающейся стене, направил револьвер на Мейси, взвел курок большим пальцем, как это раньше делал Мейси… Мейси не шелохнулся. Казалось, ему все равно… Его челюсть отвисла, губы мелко дрожали, глаза смотрели в одну точку. В этот момент он превратился во что-то невнятно лепечущую развалину…

Было три часа утра, когда появились первые признаки ослабления урагана, а около шести опять стало возможно слышать и говорить. Все это время Лоу сидел без движения у стены, держа Мейси на прицеле. Лоу наблюдал, как тот медленно приходит в себя, как его взгляд вновь становится ясным и хитрым.

Это было странно, думал Лоу, но казалось, что Мейси не боится. Совсем недавно он был доведен стихией до состояния животного ужаса, а теперь почти презрительно смотрел на дуло револьвера, даже когда это дуло было направлено на него… Дуло хорошо знакомого револьвера…

Наконец Мейси заговорил:

– Ты собираешься убить меня, малыш?

– Только если буду вынужден, – ответил Лоу.

– Кто-то, значит, может заставить тебя?

– Ты сам – если пошевелишься.

– Не думаю, что у тебя достанет решимости.

– Я бы не рассчитывал на это на твоем месте.

– Ты ведь не любишь оружие, да?

– Да, – сказал Лоу. – Но тебя я тоже не люблю. Мейси недовольно заворчал.

– Что же ты собираешься тогда делать?… Передашь меня копам?

– Конечно… И как можно быстрее.

Несколько минут они молчали. Мейси, по-видимому, был погружен в свои мысли. Судя по выражению его лица, они не были мрачными.