Монархи Британии

Однако пока что Елизавета оставалась законной наследницей, и дальновидный Филипп решил, что безопаснее держать ее поближе к королевскому дворцу. Конечно, еще лучше поскорее выдать ее замуж за какого-нибудь иностранного принца; для этой цели намечался Эммануил-Филиберт Савойский. Пережив тяжелую зиму в Вудстоке, Елизавета весной появилась в столице и неожиданно для себя была встречена приветственными криками толпы. Непрерывные казни протестантов настроили против королевы значительную часть англичан. В Лондоне по ночам разбрасывали листовки, на которых Мария изображалась в обличье мерзкого чудовища, кормящего грудью жабу с лицом испанского принца. Многие с ностальгией вспоминали грозного Генриха VIII, который теперь, по прошествии лет, казался не капризным тираном, а сильным и справедливым правителем. Выросшая Елизавета напоминала отца и высоким ростом, и царственной осанкой, и громким повелительным голосом. И в то же время она была в полной мере наделена женским обаянием, которому поддался даже ее враг Филипп Испанский. После знакомства с принцессой он всерьез подумывал о том, чтобы в случае смерти болезненной супруги предложить руку и сердце ее сестре. Между тем Мария так и не смогла родить ребенка и, потеряв интерес ко всему на свете, позволила Елизавете вернуться в Хэтфилд.

В милом ее сердцу особняке начали собираться старые друзья — Кэт Эшли, казначей Перри, учитель Роджер Эшем. Были и новые — итальянский литератор Кастильоне, ученый алхимик Джон Ди и молодые дворяне, приезжавшие со всех концов Англии, чтобы выразить принцессе свое восхищение и сообщить, как ее любят в народе. Эта любовь доставляла все больше беспокойства королеве, которая подумывала вообще удалить Елизавету из Англии, чтобы выдать ее за дона Карлоса — сына Филиппа от первого брака. Были и другие претенденты — герцог Савойский и австрийский эрцгерцог Фердинанд. Однако Филипп не давал хода этим планам, не оставляя мысли самому жениться на принцессе. Между тем популярность Елизаветы росла, а ее сестры — падала. Помимо казней и постоянного роста налогов, этому способствовали неудачи во внешней политике. В январе 1558 года французы взяли штурмом Кале — последний английский оплот на континенте.

Все больше придворных и церковников отправлялись на поклон к Елизавете в Хэтфилд, где образовался настоящий второй двор. Туда приезжали даже иностранные послы, не терявшие надежды устроить брак наследницы с кем-либо из европейских государей. К осени 1558-го, когда здоровье Марии резко ухудшилось, путь ее сестры к трону преграждали лишь два человека. Одним был Филипп Испанский, другим — Реджинальд Поул, кардинал и архиепископ Кентерберийский, который был убежденным католиком и пользовался большим влиянием при дворе. Однако судьба продолжала хранить Елизавету — 16 ноября, когда Мария испустила последний вздох, Филипп оказался в Испании, а кардинал Поул сам лежал при смерти. В тот же день, ближе к полудню, в зале парламента Елизавета была провозглашена королевой Англии. Узнав об этом, она произнесла на латыни: «На то воля Божья, и она священна в наших глазах». Одновременно о ее коронации объявили в лондонской мэрии, и огромная толпа горожан встретила это известие радостными криками.

Народ приветствовал новую королеву, и она всерьез собиралась доказать, что его надежды не напрасны. Первым делом прекратились казни и преследования протестантов, хотя Елизавета и объявила о намерении хранить католическую веру. Потом пришлось срочно одалживать у лондонских банкиров деньги для уплаты долгов — королевская казна оказалась пуста. Главным делом была коронация — сложный ритуал, призванный напомнить подданным о величии британской монархии. В ее преддверии Елизавета обновила государственный аппарат, в который вошли как приближенные Эдуарда, так и старые друзья принцессы, включая казначея Перри. Главным советником королевы стал Уильям Сесил, ставший вскоре государственным секретарем и лордом Берли. Этот энергичный и трудолюбивый чиновник обладал редкостным умением примирять интересы враждущих дворцовых партий и в то же время был безжалостен к врагам государства. Он был искренне предан Елизавете и воспитал в духе этой преданности своего сына Роберта, который сменил его на высоком посту.