Монархическая государственность

Постановка исповедной политики на основании "справедливости", "веротерпимости" или "свободы совести" означает, что государство для своего руководства избирает верховенство не самой веры, не самой Божьей Воли, а лишь некоторых философских и религиозных принципов, которые оно само находит истинным выражением веры. Но государство в этом случае превышает свои права. Религиозную истину, ее смысл, может определять только Церковь. Государство, как учреждение политическое, может открыто выйти из союза с Церковью, если не считает ее руководство разумным и полезным для себя. Но оставаться в союзе с Церковью, признавать на словах ее изъяснительницей религиозной истины и в то же время фактически присваивать самому себе право определять, что такое религиозная свобода или терпимость, или справедливость, это, очевидно, есть действие либо недомыслия, либо лицемерия.

И однако, на такой путь вступают иногда даже люди умные, совершенно искренние. Образчик представлял покойный Владимир Соловьев *. Но у Владимира Соловьева было при этом извиняющее обстоятельство, которого не может быть у государства, находящегося в союзе с Церковью. Соловьев именно в эту эпоху не видел конкретной Церкви. Он откровенно заявлял, что не находит, где именно Церковь и что должно считать ее голосом. При таком положении, конечно, за ненахождением Церкви приходится устраиваться на основании собственного разумения смысла вероучения. Но государство не может сказать, что не знает, где Церковь. Если оно действительно не видит Церкви, то обязано честно прекратить союз с фантомом или фикцией, а затем руководствоваться в отношении исповеданий не какими-нибудь принципами "религиозной свободы" или "справедливости", а теми же гражданскими принципами, какие определяют в данном государстве свободу мысли, слова и корпораций.

* Вопрос о государственной исповедной политике рассматривался мной в начале 90-х годов в споре с Владимиром Соловьевым, так что теперь я повторяю ту же самую аргументацию. Она, я полагаю, не осталась без влияния на коего оппонента, хотя, к сожалению, он в этом ас пожелал сознаться. Так как его сочинения изданы, мои же статьи нет, то я привожу библиографическую справку об этой полемике. В 1893 году В. Соловьев поместил в июньской книжке "Вестник Европы" статью "Исторический Сфинкс" (этот сфинкс - Россия, или точнее русское православие). Я возразил в статье "К вопросу о терпимости" ("Русское обозрение", июль 1893 г.) Соловьев возразил мне через 9 месяцев в том же "Вестнике Европы" (апрель 1894 г.) статьей "Спор о справедливости". Я ответил статьей "Два объяснения" ("Русское обозрение", май 1894 г.). Он ответил статьей "Конец спора" ("Вестник Европы", июль 1894г.), и я закончил полемику "В чем конец спора" ("Русское обозрение", август 1894 г.).

Если же монархия желает пользоваться выгодами от союза с Церковью, то должна признать и существование Церкви со всеми проистекающими отсюда последствиями.

Попытки же решать исповедную политику на основании самовольно принятых полурелигиозных, а в действительности философских принципов создают только противоречия и путаницу политики.

 

 

 

Необходимость религиозной точки зрения

для исповедной политики

 

 

  Дело в том, что для, так сказать, "регуляции" вопросов веры нельзя опираться на принципы юридические или философские, а необходимо исходить из религиозной же точки зрения. Иначе не будет обеспечена даже сама веротерпимость или религиозная свобода. Владимир Соловьев, философ и христианин, попытался установить государственную политику на начале религиозной свободы, но лишь запутался в безысходных противоречиях.

Он строил свою аргументацию на формуле "Не делай другим того, чего не желаешь себе". Это, говорит он, минимальное требование христианства, совпадающее с требованием естественной справедливости.

Мы не можем желать чужого насилия над нашей верой, стало быть, не должны себе позволять насилия над другими. Мы в отношении каждой личности, культа и народности должны "уважать их право на существование и свободное развитие".

Не желая никаких стеснений для себя, мы в христианском государстве не должны иметь их для других. Нужна не одна свобода совести, но также свобода исповедания, проповеди, прозелитизма. Нужна такая свобода не для одних признанных, уже сплотившихся, культов, но и для всякого личного убеждения и верования. Очевидно, что на тех же логических основаниях на эту свободу и свободное развитие имеет право не только вера, во и неверие, хотя бы неверующие сплотились в систематически борющееся против христианства общество. Все эти рассуждения, говорить В. Соловьев, "легко применить и к правам народностей". Против всех стремлений культов и народностей к свободному развитию христиане, имеют право противопоставить только свое исповедание, проповедь и мученичество. Никаких "принудительных мер" не допускается.

Так В. Соловьев определял исповедную политику "христианского государства".