Монархическая государственность

При господстве бюрократии, заменившей высшую церковную власть, установилась система беспрерывного перемещения епископов, вечный круговорот их по кафедрам. По подобию бюрократической службы установился взгляд, что необходимо поощрять службу епископа переводом на "лучшую" кафедру, а иногда наказывать переводом на "худшую", причем лучшей считается, конечно, более доходная. Это уже составляет полное извращение понятия о служении епископа. А до каких размеров доходит этот круговорот "повышений" и "понижений", легко видеть из послужных списков епископов. Например, по списку епархиальных епископов за 1903 год ["Состав Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода и российской церковной иерархии на 1903 г."] видно, что в среднем каждый из них, за время служения епископского, переменяет от трех до четырех кафедр. Из 62 архипастырей списка 1903 г. только один еще не успел переменить кафедры, но 5 переменили по 5 кафедр, 2 по 6 паств, один даже 7. Понятно, что при такой системе время пребывания епископа с пасомыми оказывается крайне недолгим. Если взять всех 104 епископов, служивших в пределах империи до 1903 года, то среднее пребывание епископа на одной кафедре едва превышает 4 года. Более 5 лет из 104 епископов пробыли на одной кафедре только 23 человека. На 41 епископа приходится менее трех лет неразрывной связи с паствой. Понятно, что тесная связь с паствой становится невозможна при этом. Едва епископ успевает сколько-нибудь ознакомиться с делами, условиями и личностями пасомых, как уже его переводят в другую епархию, где он чужой человек и ничего не знает. Едва начавшие завязываться связи прерываются. Едва ознакомившаяся с архипастырем епархия получает нового, которого не знает и который ее также не знает.

А консистории и чиновничество получают от этого новую силу. На епархиях происходит совершенно то же, что и в Синоде. Епископы постоянно перемещаются, не успевают узнавать дел, не могут устанавливать связей и влияния. А канцелярия все знает, все связи у нее. На нее надеются, ее боятся.

Таким образом, сеть власти бюрократии проникает глубоко во все сферы церковного управления, и высшего, и епархиального. Действительной самостоятельности епископ нигде не может иметь. Но зато почет, выгоды, а равно и уступки его личным симпатиям или антипатиям всегда могут быть допущены бюрократической "политикой". Поэтому деспотизм в отношении подчиненного ему священства вполне достижим для епископа; кумовство, изгоняемое в государственной службе, широко допускается в "духовном ведомстве". О действиях консисторий ходят целые легенды.

При таком положении высшей и средней церковной власти положение низшей, приходской, стало в высшей степени ненормальным. То христианское единение всех верующих, пастырей и пасомых, которое есть основа Церкви, исчезает и в приходе. Еще по "Регламенту" у нас допускались старинные выборы прихожанами своего клира, но фактически все это совершенно исчезло. Священник наподобие чиновника назначается на приход властью, даже без ведома пасомых, и в случаях самого неудачного назначения прихожане не могут получить себе нового пастыря по сердцу. Наоборот, возможны случаи смещения священников, вопреки единогласным просьбам прихожан, любящих отнимаемого у них пастыря. В управлении прихода, в заведовании имуществом его, миряне почти изгнаны, даже вопреки закону. Их самостоятельное участие в церковной жизни упразднено, и отсюда ряд последствий, ярче всего сказывающихся в отпадении сотен тысяч православных в сектантство.

Заведующая духовной жизнью Церкви бюрократия употребляет много усилий для развития внутренней миссии, для повышения, как ей кажется, уровня священников. Но эта миссия держится на системе преследования инакомыслящих, и даже через посредство полиции, а в лучшем случае на системе теоретических "доказательств" истины православия.

Повышение уровня священства достигается главным образом "материальным обеспечением" да повышением его "образования". Но в успехах церковной жизни главное составляет не полиция или "доказательства", и не "материальное обеспечение" или "образованность". Духовная жизнь состоит в тех дарах "святости", которые возможны лишь в истинно церковной жизни единения, взаимной любви и уважении "тела Церкви" и ее "пастырей".

Этого-то самого главного не дает и не может допустить бюрократическая система, которая, не уничтожаясь сама, не может выпустить Церковь "на свободу", на жизнь по закону духа самой Церкви.

Этого крайнего развития бюрократия достигла особенно в последнее столетие, когда окончательно охватила все церковное управление "духовное ведомство". Управление это, совершенно подчиненное светской власти, построено на канцелярских началах, с бесконечной отчетностью, бумажным делопроизводством. Духу, вдохновению, голосу совести здесь оставлено меньшее место, нежели в управлениях например, министерства внутренних дел.