Монархическая государственность

Нравственное единение при этом становилось крайне затруднено. А монархический принцип велик и силен только нравственным единением. Когда оно не поддерживается, не доказывается, не проявляется, в народе неизбежно начинают шевелиться сомнения в реальности такой формы Верховной власти, и получает успехи проповедь других принципов государственного строя.

Вместе с тем, замечается одновременное расслабление и национальных сил, и самого государственного управления.

 

 

Расслабление национальных сил

 

 

В крупных исторических событиях не только бесполезно, но и несправедливо обвинять кого-либо в отдельности. Эти события создаются всеми людьми и целой массой условий. Выше подробно отмечено, как при множестве крупнейших, даже гениальных работников мысли Россия все-таки не обнаружила достаточной степени познания самой себя и своих основ для выработки сознательной системы их осуществления. В этом, конечно, никто не виноват. Это просто исторической факт. Но знать его - необходимо. Если мы можем получить надежду пойти вперед, совершенствоваться, то лишь притом условии, если будем знать, что у нас оказывается слабо, чем обусловлены неудачи проявления и того, что само по себе сильно...

То обстоятельство, что в деле устроения новой России царь и народ были разобщены более чем когда бы то ни было, делало совершенно невозможным фактическое развитие нашей монархии в направлении, требуемом ее сущностью и ее историей. Это обстоятельство, в свою очередь, крайне затрудняло развитие национальной теоретической мысли, ибо она развивается сильнее всего из фактов самой жизни, из практики. Создавать схемы государственных отношений отвлеченным путем недоступно даже самому великому уму. Теоретическую мысль оплодотворяют лишь факты. А в новом периоде нашей истории именно и были исключены факты совместного творчества царя и народа. Этого достаточно для того, чтобы монархическая политическая мысль не развивалась даже и теоретически.

Но если идея этического начала безмолвствовала в политике, то старый вопрос наш "о правде" непременно должен был обостриться, как и оказалось. В жизни человеческой все связано. Религия объясняет этику, но и этика объясняет религию. Этика объясняет политику, но и политика - этику. Если какой бы то ни было принцип абсолютного характера оказывается бездействующим, несуществующим в какой-либо области, то нам или он сам начинает казаться ложью, или та область отношений, которая его в себя не вмещает.

Этим объясняется тот общий упадок духа, обострение пессимизма, разочарования в себе, проявившееся в новой освобожденной России за какие-нибудь 30-40 лет.

С другой стороны, бездействие русских начал неизбежно выдвигало на первое место начала не русские. Работа политическая не могла остановиться и по засоренности и непроходимости русского русла, пошла в направлении европейских идей.

С 1861 года Россия впервые представила тот тип бюрократического "полицейского государства", который господствовал в доконституционной Европе XVIII века.

Но так как европейская эволюция этого абсолютистского типа уже у всех была перед глазами, то естественно являлось убеждение, что это и у нас только переходный период к "конституции".

Толки об "увенчании" реформ сводились у нас исключительно к требованиям парламентарным. "Увенчанием" казалось только ограничение царской власти народным представительством. Эти требования, естественно, отвергались свыше. Но помимо их никто, кроме славянофилов, не видел способов связи Верховной власти с нацией, и пустота между ними оставалась незаполненной.

Что же творило государство новейшего периода?

Славянофильские идеи указывали на необходимость местного самоуправления. Это совершенно основательное требование, значащееся и в "западнических" теориях, было принято в известной степени в соображение, но совершенно неудачно, ибо действительного самоуправления невозможно установить, не ограничив власти бюрократии, а этого бюрократия не допускала. Западнические требования указывали с особенной настойчивостью на права личности, а общее историческое направление империи указывало распространение народного просвещения. В различном осуществлении этих задач и пошло особенно усердно творчество новейшего периода, но создателем всего явилась бюрократия. Она работала за русскую нацию.

Естественно, что при этом задача организации самоуправления не только не была достигнута, но в общем заглушена. Все же остальное и не могло быть достигнуто бюрократическим путем, ибо возможность личных прав и просвещения теснейше связана с социальной самостоятельностью народа.

Права личности в анархически расстроенном обществе есть мечта. Личность вне общества может, получая права, становиться только революционной силой. Просвещение вне связи с воздействием общества есть также химера. Между тем творчество нового периода допускало только некоторую свободу личности, ее самостоятельность, но о самостоятельности общественных слоев даже и не помышляло.