Власть бывает просто властью. Власть просто, власть без приставок — это та власть, что от нас прячется, она себя показывать не любит, вместо себя она показывает нам свои «ветви», ветви эти отнюдь не с того дерева, на котором растут оливки, ветки государства жёсткие, покрыты они шипами, ухватив их, по ветке в каждую руку, государство загоняет нас в загон, в стойло, там можно от непогоды спрятаться, там сенцо, а кому и овёс, туда волки не проберутся, словом, государство своими ветками загоняет нас, неразумных, к счастью. Ну, а чтоб не путаться, чтоб знать какую ветвь хватать в руку левую, а какую ветвь в руку правую, власть дала веткам названия, одна называется «власть исполнительная», другая — «власть законодательная».
В том случае если мы (для наглядности, исключительно для наглядности!) понятие «государство» очеловечим, то исполнительная власть — это «управляющий», строгий такой дядечка, если же продолжим придерживаться аналогий с загоном, то исполнительная власть это овчарка в нашем загоне. Злая овчарка. Как зарычит, так у нас, у бедных, сразу дух захватывает. «Ой, боюсь, боюсь!» Забоишься тут, овчарка-то наша кроме того, что рычать, может ещё и кусаться. И кусаться пребольно. Со зверями дело иметь страшно, поэтому мы и предпочитаем смотреть на исполнительную власть как на человека, как на «управляющего», забывая при этом, что иной человек хуже волка. Но вот та власть, что власть просто, власть без затей, назовём её Властью, так вот она ни на минуту этого не забывает, она человека видит не то, что как голенького, она его, засранца, видит насквозь и, думая о нас всех, думая о своём «стаде», Власть ограничивает «управляющего», ставя его в некие рамки. Власть понимает, что не сделай она этого и управляющий в одном отдельно взятом хозяйстве такой беспредел учинит, что только держись. Власть устанавливает правила игры, для нас — жизнь, для неё — Игра, и то, и другое ведётся по правилам, «по понятиям», по законам. Законов множество, жизнь наша регламентирована таким количеством параграфов, что это просто уму непостижимо, но — ничего не поделаешь, хитрит управляющий, хитрим мы, ищет лазейки он, ищем лазейки мы, он думает, как бы ему украсть побольше, и нас тоже такая мыслишка нет-нет, да и посетит, а мы хоть и не в тельняшках, но нас много, и если каждый по лишнему клочку сена ухватит, то что ж от хозяйства-то останется? Вот то-то и оно. Закон нужен не только для овчарки, но и для последней тёлочки, даром, что у неё глаза такие добрые.
Но тут дело такое — Власть занята, Власть думает, хочется думать, что мысли те все о нас, но чужая душа — потёмки, так что о чём те властные думки я не знаю, но, как бы то ни было, при очевидной занятости Власти понятно, что она не может раз в неделю выходить со скрижалями на городскую площадь и зачитывать нам очередную 1001-ю заповедь. А потом поправки к этой тысяче и одной сказке, а потом поправки к поправкам, а потом сноски к поправкам поправок. Но Власть на то и Власть, чтобы находить выход из положения, она к одной ветке выломала себе где-то в заповедном лесу и вторую. И назвала её «исполнительной властью». Так даже и удобнее вышло. Люди пишут законы для других людей. Во всяком случае так оно внешне выглядит. Людишки — такие же как мы, маленькие, скромные. Серые. Сидят. Мозгуют. «Законодатели.» Замечательно. И овцы целы и волки сыты. Называется место, где заседают такие люди по-разному, но есть оно во всех государствах. У русских оно называется «Думой». Отличное название. Сто миллионов человек — кто-то работает, кто-то баловством занимается, кто-то служит, кто-то просто так гуляет, кто-то по делу спешит, кто-то ест, кто-то водку пьёт, кто-то спит, а кто-то просыпается. Каждый при деле, и есть ещё специально отведённое для этого место, где подумать можно.