Монархия и социализм

Сегодня принято (от проклятого «принято» нам никуда не деться, никуда не спрятаться) считать началом Холодной Войны выступление Черчилля 5 марта 1946 года в Фултоне, что в штате Миссури, куда Черчилль приехал по приглашению местного Вестминстерского Колледжа и где он распинался о «железном занавесе» и прочем театральном реквизите. Дело только в том, что Черчилль в момент произнесения речи никого не представлял и находился он в Америке в качестве частного лица. Говорить он мог всё, что угодно и окружающих это говоримое трогало точно так же, как речь любой из вчерашних политических знаменитостей трогает сегодняшних студентов в каком-нибудь заштатном городишке. Черчилль, привыкший при помощи пламенных речей «зажигать» массы, был вообще не очень сдержан на язык, скажем, в те же годы он публично называл Премьер-министра Его Величества Климента Эттли «английским Сталиным». Между прочим, в этом что-то было, по своим психофизическим данным Эттли действительно напоминал Сталина, он старался держаться в тени, был скромен, немногословен и вообще был человеком, гораздо больше любившим думать, чем говорить. В отличие от всё того же Черчилля, который, выступая по английскому радио, заявил, что в случае если реформы Эттли будут проведены в жизнь, то вместе с ними в старую добрую Англию «придёт Гестапо». Англичане посмеялись и тут же эту забавность забыли, но точно такие же по весу слова Черчилля насчёт «железного занавеса» задним (задним!) числом превратили в «официальное начало Холодной Войны».

Холодная Война же началась не так. Поначалу англичане американцев попросту раздражали. Когда в конце 1945 года госсекретарь США Бирнс выступил с инициативой о созыве Совета Министров Иностранных Дел (Council of Foreign Ministers) и предложил Москву в качестве места первой встречи, то он всё обсудил с Молотовым и только потом поставил перед фактом Бевина, министра иностранных дел Великобритании, когда Бевин запротестовал, то Бирнс заявил ему, что Бевин волен делать всё, что ему заблагорассудится, а он, Бирнс, едет в Москву, где большие дяди усядутся за большой стол и будут обсуждать друг с другом большие дела.

Первая кошка пробежала между Москвой и Вашингтоном весной 1946 года во время иранских событий. Момент этот интересен прежде всего тем, что Америка тогда впервые после войны прибегла к помощи Англии, хотя сперва пыталась обойтись без неё. Переломный же момент это 6 сентября 1946 года, когда Бирнс заявил, что американские войска останутся в Европе на тот же срок, какой советские войска будут находиться в Восточной Европе. И вот тут Англия бросила на весы свой камешек — 21 февраля 1947 года Госдепартамент США получил из британского посольства в Вашингтоне две ноты правительства Его Величества, в которых Великобритания официально заявляла правительству США, что в силу переживаемых экономических трудностей она не может больше сохранять своё политическое влияние в Греции и Турции и что Англия оттуда «уходит». Это озачало создание политического «вакуума», который неизбежно должен был быть кем-то заполнен. Бесхозных стран на свете нет и никогда не будет, и по всему выходило, что место уходящих англичан поневоле займут русские, которые в тот момент уже получили всё, что хотели и желали лишь одного — сохранения статус-кво.

Для американцев это выглядело, как расширение советского военного присутствия на южный фланг Европы («а мы так не договаривались!») каковую попытку следовало каким-то образом пресечь, а пресечь в сложившейся ситуации можно было только личным присутствием, ибо в мире других сил, кроме России и США, тогда попросту не было. Конгресс без звука выделил американскому правительству 400 миллионов долларов для военной и экономической «помощи» грекам и туркам, а также легко согласился на посылку по указанному адресу американских военных и гражданских специалистов. Возникшую пустоту следовало заполнить. 12 марта 1947 года Трумэн, выступая перед обеими палатами Конгресса, представил то, что получило имя «доктрины Трумэна». Так началась Холодная Война.

Следует понимать, что не начаться она не могла и фактически началась она задолго до 12 марта 1947 года и шла она к тому моменту ни шатко, ни валко вот уже пару лет, но доктрина Трумэна — это официальное объявление войны, пусть, если кому-то от этого легче, Холодной, но война это всегда война. Начало 1947 года это переломный момент не только в американо-советских отношениях, но и в отношениях англо-американских. Момент англичанами был выбран с гроссмейстерской точностью, сказался колоссальный дипломатический опыт и чутьё извечных интриганов. Дело было в том, американцам спешно потребовалось перенести тяжесть всего тела на ту ногу, что стояла на европейском континенте. У них из под носа уходил Китай.