Монашка к завтраку

– Заехала посмотреть, как ты тут, – сообщила она. – Сейчас приведу дом в порядок, заживешь, как следует.

– Большое спасибо, – пробормотал Дик. Он не хотел, чтобы его дом приводили в порядок.

Миллисента теперь работала в Министерстве вооружений и, имея в подчинении три сотни женщин, руководила ими с непревзойденным мастерством. Дик с любопытством поглядывал на сестру, пока она рассказывала о своих достижениях. «Господи, какая у меня сестра!» – с ужасом думал он.

– Признайся, тебе нравится измываться над другими! – не выдержал Дик. – Поздравляю, ты нашла свое призвание! Теперь понятно, как будет устроен мир после войны: женщины продолжат перекладывать бумажки (ведь здесь требуется аккуратность, соблюдение заведенного порядка и умение влезать в чужие дела), а мужчины, очень надеюсь, посвятят себя важным государственным делам, творчеству и размышлениям! Кроме того, мужчины смогут оставаться дома и давать приличное образование детям. Мужской ум, беспристрастный и независимый, подходит для этого как нельзя лучше. Подобная система даст мужчинам возможность раскрыть свои таланты надлежащим образом. Я усматриваю тут единственный минус – вы, женщины, станете слишком деспотично управлять делами.

– Ты серьезно рассчитываешь, что я стану спорить? – спросила Миллисента.

– Нет. Я сейчас не в форме. Разбрасывание навоза окончательно подорвало мои умственные способности.

Следующее утро Миллисента посвятила перестановке мебели в доме Дика. К обеду каждая деталь обстановки оказалась на новом месте.

– Так гораздо лучше, – заявила она, с довольным видом оглядываясь вокруг.

Неожиданно раздался стук в дверь. Отворив ее, Дик с изумлением увидел на пороге Хаймана.

– Решил заглянуть, узнать, как ты, – объяснил он.

– С тех пор, как Миллисента переставила мебель, у меня все отлично! – съязвил Дик.

Он с наслаждением пользовался возможностью поупражняться в сарказме. До прошлой виртуозности было еще далеко, однако практика, безусловно, поможет снова выдать что-нибудь по-настоящему острое и ядовитое.

Хайман, натянуто улыбаясь, пожал Миллисенте руку. Он испытывал раздражение, так как надеялся поговорить с Диком наедине. Повернувшись к ней спиной, Хайман заговорил с Диком.

– Мы не виделись с того рокового дня. Ну что, как прополка репы?

– Довольно паршиво, – признался Дик.

– Все-таки лучше, чем каторжные работы?

Дик вяло кивнул, догадываясь, что неизбежно последует дальше.

– Я смотрю, ты хорошо устроился, – продолжал Хайман.

– Да, ты должен радоваться, – вмешалась Миллисента.

– До сих пор не могу понять, почему ты так поступил, Гринау. В душу мне плюнул! Не ожидал от тебя, – с чувством произнес Хайман. – Это называется дезертирство! Измена!

– Поддерживаю, – голосом обвинителя произнесла Миллисента. – Он не имел права отступаться от своих принципов!

– Он не имел права отступаться от истины, верно я говорю, мисс Гринау? – Хайман обернулся к Миллисенте, радуясь появлению союзника.

– Конечно! – закивала она. – Конечно! Хотя я совершенно не согласна с вашим пониманием истины, но раз уж Дик заявил, что не желает воевать, то должен был отстаивать свои убеждения до конца и отправиться в тюрьму!

Дик с невозмутимым видом зажег трубку. Он пытался скрыть, что чувствует страшную неловкость под прицелом двух пар глаз, в которых читалось беспощадное обвинение.

– Твоя позиция, Дик, нелогична и несостоятельна, – заявила Миллисента.

Какое облегчение! Наконец-то вспомнили, что он тоже здесь!

– Уж простите, какая есть, – проворчал Дик. Не самое остроумное замечание, но он не знал, что еще сказать.

– Совершенно нелогична и несостоятельна! – Хайман грохнул кулаком по столу. – Согласен с твоей сестрой.

– Не знаю, почему ты вдруг… – начала она.

– Обещал заявить на суде, что ты абсолютист, а в итоге? – орал Хайман, перебивая Миллисенту и продолжая ее мысль.

– Как ты мог! – возмутилась Миллисента.

– Почему?! Скажи, почему?! – вторил ей Хайман.

Дик перестал нервно дымить трубкой и вынул ее изо рта. От привкуса табака начинало подташнивать.

– Прошу, остановитесь, – устало проговорил он. – Если я назову настоящую причину, вы не поверите. А другой, столь же убедительной, я придумать не могу.

– Настоящая причина в том, что ты элементарно испугался тюрьмы!

Дик откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Хайман и Миллисента продолжали обсуждать его, но содержание беседы Дика не интересовало. Он даже не прислушивался.

Вечером Хайман и Миллисента уехали в Лондон вместе.

– Твоя сестра очень разумная женщина, – заметил Хайман, прощаясь с Диком. – Жаль, что она не на той стороне баррикад.

Четыре недели спустя Дик получил от Хаймана письмо, в котором сообщалось, что они с Миллисентой собираются пожениться. «Рад, что вы познакомились благодаря мне», – написал Дик в ответном поздравительном письме. Именно так сказал бы древнеримский христианский мученик паре львов, перед тем как погибнуть от их клыков и когтей на арене цирка.

* * *