Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна

Второй проблемной категорией, нуждавшейся в защите, с точки зрения царя и церковного собора, были люди, неволею оказавшиеся в то время в «ордынском» плену, в Царьграде, Крыму, Кафе, Казани, Астрахани. Среди них были как представители знати («бояре и боярыни»), так и простолюдины. Одних из них привозили на Русь выкупившие их иностранные (греческие, турецкие, армянские) купцы и держали под замком (фактически «полоняники», даже прибыв на родину, находились в заключении в частной тюрьме) в ожидании получить за них выкуп от родственников, другим удавалось бежать из плена самостоятельно. Если у первых не находилось состоятельной родни, готовой заплатить за их свободу, то несчастных «полоняников» увозили обратно «в бесерменство». Вторые, оказавшись на родине без средств к существованию, были вынуждены скитаться и нищенствовать и подвергаться унижениям уже от своих соплеменников736. Собор принял решение превратить выкуп («окуп») пленных в государственное дело. Их должны были выкупать царевы послы, находившиеся в «ордах». Тем, кто другими путями оказывался в Русской земле, предлагалось оказывать материальную поддержку, компенсируя затраты выручившим их из плена купцам, и выдавая средства на обзаведение необходимым для поддержания существования имуществом. Все расходы предполагалось производить за счет «царевой казны». Для ее пополнения вводился новый налог – затраченную в течение года сумму раскидывали «на сохи» по всей земле независимо от того, откуда были родом выкупленные пленники. Искупление «полоняников» объявлялось «общей милостыней», от которой и царю, и всем его православным подданным будет великое воздаяние от Бога

737.

Третье соборное решение касалось регламентации деятельности городских богаделен, которые содержались за счет казны и добровольной милостыни отдельных «боголюбцев». Предполагалось организовать во всех городах перепись престарелых, больных и увечных нищих и дать им приют в богадельнях, снабдив пищей и одеждой. Чтобы при этом не было злоупотреблений, состоявших, в первую очередь, в том, что богадельни занимали (выкупая в них места за небольшую мзду) здоровые, годные для работы мужчины и женщины, занимавшиеся бродяжничеством и попрошайничеством, надзор над этими богоугодными учреждениями поручался уважаемым местным священникам, целовальникам и «добрым городским людям»738

.

Как мы видим, Стоглавый собор полагал, что основную финансовую нагрузку по реализации христианского долга благотворительности должна была нести царская казна. Но она, как известно, часто бывала пуста. Не спасал дело и специальный налог на выкуп пленных. Поэтому уже в то время большие надежды возлагались на добровольные пожертвования благочестивых людей, принадлежавших к обеспеченным слоям населения – знати, служилой верхушке, купечеству.

К благотворительной помощи нуждающимся призывал своих читателей Домострой – один из известнейших памятников русской книжности XVI–XVII веков, целью составления которого была регламентация быта и благочестия православного человека. Его редакция середины XVI века также была создана в окружении Ивана Грозного при активном участии царского духовника Сильвестра.

Согласно Домострою, милостыня (как угодное Богу деяние) должна была совершаться, в первую очередь, в храме и других отведенных для этого местах, круг которых очерчен вполне отчетливо – монастырях, больницах, богадельнях, тюрьмах, а также дома у благотворителя («В монастыри, и в больницы, и в пустыни, и в темници заключенных посещаи, и милостыню по силе всяких потребных подаваи, елико требуют <…> и всякого скорбна, и нища, и бедна, и нужна, не презри, и введи в дом свои, напои и накорми, согреи…»739

). Проявление щедрости в необходимых для нуждающегося размерах (независимо от его социального положения) указывается как обязательное условие настоящего благотворения, скупость в этом деле оборачивается против дающего милостыню, так как не согласуется с христианским благочестием.

С конца XVI века статья о неправедно распорядившихся своим имением перед смертью появляется во второй (патриарха Иова) редакции предисловия к синодикам – книгам записи церковных поминаний, использование которых в монастырском и храмовом обиходе после Стоглавого собора 1551 года стало обязательным740. Похожий текст, порицающий тех, кто при жизни не помогает нищим, больным, странникам и узникам, содержался и во второй редакции Измарагда (популярного в средневековой Руси сборника нравоучительных рассказов и притч)741.