Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна

Необходимость ссылки провинившихся или просто «шатающихся баб» в прядильные дома или шпингаузы, а также в мануфактурные дома настойчиво проводилась в петровских указах и повторялась в законодательстве Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны326

. Однако их повторяемость, скорее, свидетельствует в пользу слабой, нерегулярной исполнимости и не устоявшейся практики их применения в целом. Главная полицмейстерская канцелярия Санкт-Петербурга вела ведомость о «приводах в оную» пойманных в «непотребстве женок и девок» начиная с 1741 года327. Обвинение в «прелюбодействе с разными чинами» соседствовало с обвинением в «блудном падении», «блядовстве» и в сводничестве. После публичного наказания кошками или кнутом на Морском рынке женщин отдавали на поруки мужьям, родственникам или знакомым мужского пола, готовым подписать «росписку», некоторых высылали «за заставу», ссылаясь при этом и на Соборное уложение и Воинский артикул328

. Обращает на себя внимание полное отсутствие ссылок на церковное участие, за исключением случаев, когда кто-либо из задержанных хотел поменять веру или же сочетаться браком, в таком случае в дело вступала духовная консистория. И даже если наложения епитимьи женщины все-таки не избегали, городские власти не уделяли этому аспекту никакого внимания: это, как и произвольность соотношения терминологии с фабулой дела, свидетельствует о том, что церковный дискурс сексуальности, всегда подразумевающий ограничение и контроль, оказывался невостребованным светской властью, которая оценивала ситуацию с точки зрения общественной морали, а не только греха.

«СКОЛЬКО ИХ, БЛЯДЕЙ, СЫСКАНО»: ВОЗНИКНОВЕНИЕ КАЛИНКИНСКОЙ КОМИССИИ

Одним из первых действий, которое в итоге приведет к созданию Калинкинской комиссии, был устный приказ императрицы Елизаветы Петровны, данный ей в Петергофе действительному статскому советнику, одному из самых приближенных людей, Василию Демидову329

28 июня 1750 года: «ехать в Санкт Петер Бурх и сыскать непотребную женку иноземку, называемую Дрезденшу, которая нанимая знатные домы, держит у себя скверных женок и девок, выписывая из чужих краев, взять под караул в крепость со всею ее компанией, да и в протчих вольных домах и других непотребных местах по ее и другим показаниям таковых непотребных женок и девок, приехавших сюда изо Гданска и из других чужестранных мест, хотя б кои и во услужении у кого были, собрать всех в крепость и означенной Дрезденше учиня наказание публично кнутом, всех их посадя на пакет бот, отправить морем за границу и тамо их высадить, объявя им здесь чтоб им впредь в Россию отнюдь не приезжали под жестоким наказанием»330.

Очевидно, что изначально у императрицы не было долгоиграющего плана, и облава на Анну Фелкер по прозвищу Дрезденша разрабатывалась как спецоперация. На следующий день императрица детализировала свое указание, снова устно, приказав расспрашивать всех задержанных об их знакомых, а также поднять архив Главной полицмейстерской канцелярии и «справитца по приводам таких непотребных, кому оные на росписки отданы или по другим обстоятельствам розведав всех таковых где находится»331

.

Императрицу держали в курсе дела и регулярно информировали о подвижках через Демидова. Как опытный царедворец он, с одной стороны, аккуратно предупреждал ее о том, что дело далеко от завершения, с другой, акцентировал внимание на быстром результате: «А по роспросам надеюся нарочитое стадо собрать их может, ибо как слышу, многие места на Адмиралтейской и Литейной стороны и на Васильевском острову наполнены, да и в Милионной есть. Ныне же по улицам такая тишина быть стала, что и учрежденные пекеты спокойно стоят»332.

Еще в начале июля планов на длительное заключение не существовало, напротив, 8 июля кабинет-секретарь императрицы писал Демидову из Царского Села, что Елизавета Петровна «изволит приказывать указ писать», в котором «чюжестранных непотребных» предполагалось вывести из столицы «морем», а также интересовалась подробностями расследования и в частности допросов: «сколько их, блядей, сыскано, откуды, кто их выписал и почему к Дрезденше пристали»333. Демидов из Санкт-Петербурга на следующий день рапортовал, что на все эти вопросы ответить пока не может, так как «обстоятельных распросов им еще не было для того, что они спрашиваются толко о пристанях и компаниях и потому собираются, чтоб не упустить время и тех оговорных, а з завтрашнего числа буду роспрашивать о всех их обстоятельствах и по роспросам когда их к вывозу нарочитая партия соберется»334.