Монастырь

Пока вольные рабочие, или расконвоированные, с помощью малой механизации, ломов и кувалд, будут крошить эту преграду, преступники могут спокойно покинуть свое прибежище, и у них еще останется куча времени для заметания следов.

Единственным выходом было бы, пока производятся вскрышные работы, выстроить всю зону на плацу. Но, насколько помнил Лакшин, предыдущие проверки раз за разом показывали, что на месте все. Кроме безвременно усопших. Разве что…

На проверки практически никогда не ходили блатные. Они приравнивались шнырями к тяжелобольным, и оставались в секции. Прапорщики, считающие оставшихся в постелях, знали из всех в лицо, и поэтому никаких накладок раньше не случалось.

И тут к Игнату Федоровичу одновременно пришли две мысли. Какая из них явилась чуть раньше, а какая чуть позже, было не так уж и важно. В любом случае, одна вытекала из другой.

Лакшин вдруг вспомнил слова Михаила Яковлевича о поисках недостающего звена и, в то же время, возникла идея подмены. Ведь вертухаи, нередко, считали, не заглядывая в лица зычков, а по головам! Причем головы эти могла спокойно оставаться под одеялами, а наружу могла торчать лишь рука или пятка. И тогда, если некий вольняк временно занял место блатного, – счет должен был сойтись! А при наличии тайного хода, сообщающегося с волей, это уже казалось Лакшину само собой разумеющимся.

Досадуя на свою недогадливость, майор зарычал от злости на самого себя. Вот оно, недостающее звено! Вольные, связанные с зеками, знающими тайну проходов.

Но тогда, если эти деятели позволили себе засветить один из входов в свои катакомбы, это может значить лишь одно: они сворачиваются. И, следовательно, уже нет никакого смысла для спешки. Все равно, пока зеки будут долбить потолок, они успеют скрыться, раствориться в Хумске или его пригородах.

Завтра прибывает комиссия ОУИТУ, пусть они и ползают по этим подземельям. А его, Лакшина, работа, можно считать, уже выполнена. Он преподнесет эти катакомбы на блюдечке, а там пускай менты ловят тех, кто в них наследил.

– Гражданин майор… – Раздался вдруг громкий шепот, перебивший размышления Игната Федоровича.

– Что? – Обернулся кум и завхозу.

– Вы… Вы знаете, что блатные хотят лагерь разморозить? Завтра… – Еще тише пролепетал Котел, косясь на дверь в туалет.

– Что?! – Едва не вскричал оперативник, но вовремя сдержался и голос его прозвучал едва ли громче, чем сообщение Исакова.

С утра Колесо приходил. Говорил, чтобы завтра на работу никого не выводить… – Завхоз как можно ближе придвинулся к Лакшину, и эти слова лихорадочно вылетали из глотки арестанта. – А я не знаю, что и делать. Бугры стремаются и против блатарей, и против вас…

– Ладно, разберусь. – Игнат Федорович уже овладел собой и взмахом руки отослал было завхоза, но потом, вспомнив о своем задании, спросил уже громко:

– А шныри твои где?

– Да, только что тут крутились… – Пожал плечами Игорь. – Сейчас посмотрю…

– Ну, Михаил Яковлевич, – Ухмыльнулся майор, – Как думаете, будут у нас еще покойнички?

– Будут, Игнат Федорович. – Убежденно ответил врач и, никак не подтверждая это свое заявление, вдруг резко перескочил на другую тему. – А знаете, что мне вдруг пришло в голову… Ведь наш район, до привнесения в Сибирь христианства, был одним из буддийских центров. И я не удивлюсь, если окажется, что наш монастырь – один из перекроенных на христианский лад датсанов. А знаете, как их тогда строили? В одном из неприметных мест находился некий краеугольный камень.

Стоило его извлечь, как вся постройка должна была разрушиться.

Так что в бреде моего последнего пациента может быть и наличествует некое рациональное зерно.

– Да хоть целый амбар! – Воскликнул Лакшин. Они уже переместились из дальняка на лестницу и теперь смотрели, как бесконвойники уносят трупы. Прапора, командовавшие этим процессом, были настолько злы из-за убийства их коллеги, что лишь присутствие офицеров сдерживало их пыл. Иначе горе было бы любому зычку, попавшемуся им на глаза.

– Убиты! Убиты!!!

Кум повернул голову на этот истошный вой.

К нему бежал растрепанный Котел и, не в силах остановиться, вопил:

– Убиты! Убиты!

С завхоза разом слетел весь лоск. Он затравленно озирался и не переставая верещал. В глазах его Игнат Федорович уловил тот самый безумный блеск, который был и у сошедшего с ума пациента, что попал в больничку, как раз из отряда Исакова. Бесконвойники замерли с носилками, удивленные непонятным явлением, а прапора, насторожившись, приготовились скрутить буйствующего осужденного. Но Лакшин опередил их, сам схватив умирающего от страха Исакова за отвороты его робы и резко встряхнув:

– Кто убит?

– Шныри… – Разрыдался мужик.

– Где они?

– В каптерке…