— Ты, наверное, подзабыл кое-что. До того, как я убил старшего Шатуна, он перерезал горло моей женщине.
— Да перестань, Монгол! — выкрикнул Ветер, досадно сплюнул на землю. — Что за детский сад? Она не была твоей! Обычная шалава общего пользования! По-твоему, по понятиям из-за шлюхи войны начинать? Если бы все пацаны друг друга из-за шмар мочили, кто бы по земле ходил? Всё! Расходимся, ребята. Не то…
— Не то ты заткнёшь пасть и съебёшь отсюда со всей своей кодлой! Разговор закончен! — оттолкнув от себя авторитета, как кусок дерьма, двинулся на Шатуна, а тот вскочил на ноги, вытащив ствол. Защёлкали затворы, и Архан слышал, как Марат отдал приказ приготовиться.
Похуй. Пусть стреляют. Он успеет добраться до уёбка и разодрать ему пасть до ушей.
— Твоя девка сама пришла в мои объятия, Архан. Добровольно легла под меня, когда узнала, что мы враги. Просила освободить её от тебя. Прикинь, Монгол? Она готова была дать мне, чтобы больше не увидеть тебя, — Шатун оскалился в мерзкой улыбке. — Хочешь, покажу, как сношал твою тёлку? Вот так! Я дрючил её во всех позах! И знаешь, Архан, пиздёнка у неё что надо! Вкус у тебя отменный!
С диким, оглушающим рыком Монгол бросился на Тимура, а тот снял пистолет с предохранителя, навёл ствол на Архана, уперев дуло прямо в его лоб.
— Давай, мразь! Стреляй, ебучее ссыкло! Иначе, я тебя грохну так, как грохнул твоего брата! Хочешь, покажу, как я это сделал? Я вывернул его грудную клетку наружу! Разделал твоего брата, как свинью!
Стиснув зубы, Шатун взвёл курок, и в тот же момент его рука со стволом упала на землю, а сам он согнулся и заорал от боли, схватившись за окровавленное запястье.
Самир. Он всегда ловко орудовал холодным оружием. Взглянув на друга в неизменно белоснежном пиджаке, кивнул.
Неизвестно, кто выстрелил первым, но вскоре поле превратилось в мясорубку, а Монгол двинулся на Шатуна. Пуля прошила всё тот же бок, за ней ещё одна, отчего упал на колени, стиснул зубы от боли. А когда смог подняться, Тимур уже залезал в машину.
— Стой, сука! Стой, шакал трусливый! — взревел, бросился за ним, но кто-то появился впереди, преградил путь.
— Всё, Ар! Уходим! Мои парни ранены! Пока отдохнуть нужно!
Красная пелена застилала глаза, и Архан не видел ничего, кроме лица Варвара, что держал его за плечи.
— Я обещаю, мы вернёмся за ним. Обещаю, брат! — прислонившись лбом к его лбу, глаза в глаза. — Я клянусь, что его труп будет жрать вороньё на свалке! Мы поймаем его, но не сейчас! Остынь, брат!
Монгол слышал слова Марата, но они не доходили до сознания. Один сплошной комок нервов и бешенства, и лишь открывшаяся рана ещё удерживала его в человеческом обличии. Боль не давала переступить ту грань, когда даже другу мог бы шею свернуть. Ещё держался.
— У тебя кровь хлещет. Поехали, нужно подлечить и тебя, и парней. Давай, Ар, соберись. Думай о своей девчонке.
Упоминание об Алине подействовало мгновенно, и Монгол огляделся по сторонам. Ну и ад тут разверзся. Даже не радует тот факт, что почти все люди Шатуна полегли. Сам ублюдок сбежал.
— Собираемся! Раненых по тачкам!
ГЛАВА 18
Холодно и страшно. Наверное, я снова в том сыром подвале, в окружении мразей, что хотели меня замучить окончательно. А, может, уже замучили?
Поэтому так погано? Будто из меня жизнь вынули… Погасили последнюю искорку. Утопили в боли. Пить хотелось, аж в горле пекло. И тошнило. А ещё ломило всё тело, словно по мне проехался огромный танк и размолол все кости, не оставив ни единой целой.
Меня стошнило. Прямо на постель. Судя по мягкости, я лежала именно на постели. Значит ли это, что ад не закончился, и меня снова изнасилуют? Или снова будут поливать из шланга, чтобы отмыть от блевотины?
— Что с ней? — послышался незнакомый голос, и я почувствовала, как меня поднимают, прикладывают к губам что-то холодное.
— Ломка начинается. Я предупреждал вас, Аслан Шамилевич. Сейчас сделаю укол, но это поможет ненадолго, — заговорил кто-то ещё, а у моего уха прозвучал тихий женский голос.
— Давай, глотни воды. Тебе нужно пить, — женщина говорила с акцентом, но очень нежно и мягко, а я засомневалась, что мой разум меня не дурачит. Похоже, всё-таки тронулась. Ну конечно. Что делать женщине в этом аду? А, может, она такая же пленница?
И кто такой этот Аслан Шамилевич? Один из ублюдков? Впрочем, какая разница… Я так сильно хотела пить, что выпила всё, что мне дали. Жаль, совсем немного. У воды был странный привкус. Какой-то лекарственный. Но и на это тоже плевать. Раз я ещё жива, значит, был ещё шанс. Хотя бы мизерный.
Меня взяли за руку, и вену обожгло чем-то сродни кислоты. Никогда не думала, что укол может быть таким болезненным.
— Приберись здесь, Фатима! — последовал строгий приказ, и раздались тяжёлые шаги. — Идём, выйдем, — кто там, кого и куда звал, я не понимала. Я вообще мало что соображала.
С трудом нашла в себе силы разлепить веки и застонала от режущей боли в глазах. Казалось, яркий свет проникает прямо в мозг и испепеляет его огнём.
— Не шевелись. Я уберу всё. Спи, девочка.