Монгол

Слуги принесли им чистую воду в серебряных и фарфоровых чашах с великолепным рисунком и белый холст, чтобы вытирать руки и лица. Потом им предложили кобылье молоко и чудесный хлеб, а в большой чаше лежали сладкие и душистые фиги. Так здесь угощали всех визитеров, но Темуджин воспринял все это как чудесное предзнаменование.

Наконец пришел надменный воин и, объявив, что Тогрул-хан сейчас примет гостей, повел их к огромному шатру, парчовый купол которого сверкал на солнце. Темуджин вошел, и его ноги утонули в роскошных бухарских коврах. Вдоль стен на резных табуретах из самых редких пород дерева мягко светились золотые и серебряные лампы. На диване, покрытом шелком, в чудесных вышитых шерстяных одеждах полулежал старый хан и пил из золотого кубка молоко.

Темуджин, друзья которого остались снаружи, стоял в полутьме. Тогрул-хан посмотрел на высокого крепкого юношу с храбрым, темным лицом и одарил его отеческой доброй улыбкой, какую он всегда приберегал для посещавших его мелких вождей. Однако неожиданно заготовленная улыбка сползла с лица, и он внимательно взглянул на Темуджина, прищурив глаза. Медленным жестом передав чашу рабыне, стоявшей перед ним на коленях, он выслал ее из шатра.

Темуджин молча преклонил колена перед стариком, коснулся лбом пола. Однако его жест совсем не был жалким, а даже вызывал уважение. Подняв голову и глядя в глаза Тогрул-хану, Темуджин сказал:

— Твой сын пришел к тебе, мой названый отец, чтобы подтвердить верность слов моего отца Есугея!

Перед Темуджином был небольшой старик, лысый и очень худой, с гладким и мягким лицом, крохотными, как у птицы, живыми глазками. На старческих запястьях позвякивали золотые браслеты, и искривленные пальцы были украшены множеством колец. Темуджин должным образом оценил роскошные одежды. Но кроме них он видел иное, что было главнее: перед ним предстал настоящий хан! Менее проницательный человек увидел бы перед собой сухонького старичка с милой улыбкой, облаченного в богатые одежды и окруженного роскошью. Темуджину же удалось заглянуть за внешнюю мишуру, и от увиденного он мрачно сжал губы и сразу насторожился.

После долгого молчания Тогрул-хан протянул хрупкую руку и радостным голосом заявил:

— Добро пожаловать, сын мой. Мои глаза переполнила радость — я увидел тебя! Сядь справа от меня, и я стану наслаждаться твоим присутствием!

Его мягкий и приятный голос как бы обвевал душу. Старик коснулся рукой плеча Темуджина, изо всех сил изображая радость от его приезда. Он поинтересовался, успел ли позавтракать его дражайший сын, а потом стал вызнавать подробности о смерти отца и в отчаянии покачивал головой. Никто не смог бы более естественно выразить печаль. Он живо расспрашивал о мельчайших деталях, Темуджин, слушая старика, ощущал вес его руки на своем плече, ни на миг не забывая, что сейчас в его жизни наступил самый важный момент и что этот человек в любое мгновение может нанести ему смертельный удар, ибо он способен на жестокость и предательство.

Темуджин презирал этого старика. Если бы великий хан был суровым и жестоким, но не скрывал этого, он понял бы это и стал его за это уважать. Но больше всего на свете Темуджин ненавидел хитрость и цинизм. Ему была отвратительна жестокая душа, говорящая медовым голоском приятные и милые слова о любви, мире и набожности.

Однако вместо того чтобы дать понять, что сразу раскусил уловки старика, он преподнес ему плащ из черных соболей. Увидев роскошь лагеря, великолепные шатры, ковры и драгоценные безделушки, Темуджин испугался, что его подарок недостаточно богат, но теперь он понимал, что жадный караитский хищник будет рад любому дару. Тогрул-хан погрузил кривые пальцы в мягкий мех и любовно его погладил, потом поднял плащ и легко прижал его к лицу. Темуджин не сводил взгляда со старика, и его начало мутить: было что-то порочное в том, как старые костлявые пальцы похотливо перебирали живое тепло роскошных шкурок, как нежно хан прижимал мех к своей морщинистой пожелтевшей щеке. Темуджин вспомнил, как эти меха облегали молодые красивые плечи Борте, и его охватила ярость. Ему даже показалось, что старик похотливо щупает прелестные смуглые плечи Борте. В тот миг, поймав на себе взгляд старика, Темуджин вдруг понял, что могущественный, богатый и развращенный Тогрул-хан дико завидует его силе, молодости и красоте. Он не мог не понимать, что зависть — сестра-близнец ненависти, и подумал, что обрел могущественного врага.

Он еще раньше знал, что Тогрул-хан его враг, и вот теперь надо было развеять все подозрения старика и сделать так, чтобы тот пожелал иметь Темуджина в качестве союзника.

Тогрул-хан обещал устроить в честь Темуджина пир и большой праздник.

— У нас уже давно не было праздника! — заявил старик. — Но сейчас ко мне приехал мой названый сын, это большая радость для меня. Бог решил порадовать меня на старости лет и пожаловал мне еще одного сына.