Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе

Я думала, что подожду его на улице, но он сказал, что безопаснее будет, если я зайду с ним в общежитие. И я зашла. Здание было безлюдным: длинные коридоры и закрытые двери, а в конце коридора – окно и балкон. Наши шаги раздавались гулким эхом в пустоте. У балкона он сказал, что сейчас вернется, и убежал, шурша пакетом. Я вышла на балкон. В этот момент на смежном балконе появились два черных, видимо африканских, студента. Они были высокими, худыми, иссиня-черными, с очень короткими одинаковыми африканскими стрижками и с какими-то одинаковыми зарубками-шрамами на щеках. Я еще подумала – ритуальными. То ли их внешний вид, то ли неожиданное появление и слова итальянца о безопасности заставили меня испугаться. Но они вдруг так искренне заулыбались мне, что я невольно улыбнулась в ответ. По-русски африканцы совсем не говорили, только улыбались, что-то лепетали на своем и пальцем тыкали себе в зубы. Я не могла понять, что им нужно от меня, не знала, что мне делать. Как назло, мой новый друг все не появлялся, и в какой-то момент мне стало страшно: а вдруг он ушел насовсем и оставил меня тут одну? Я боялась, но улыбаться не переставала. Как в старом нашем мультике про маленького енотика, я решила, что улыбка – самый верный способ коммуникации в моем непонятном положении. Я улыбалась и думала, что, если итальянец вот-вот не появится, придется мне самой выбираться из этой странной общаги.

Но тут он наконец появился – пришло мое спасение!

Он почти бежал ко мне из конца коридора. Я еще раз улыбнулась африканцам, помахала им и направилась навстречу своему спасителю. И тут произошло неожиданное. Подойдя, итальянец резко схватил меня за запястье и, проговорив с акцентом: «А я тебе верил!», злобно сверкнул глазами на меня, потом на африканцев. Те в один миг исчезли.

– Ах вот ты, оказывается, какая! Я оставил тебя на пять минут, а ты другим улыбаться! Ты знаешь, что они могли с тобой сделать?!

Не переставая говорить, он потащил меня куда-то по пустому коридору совсем не в сторону выхода. Я не поспевала и почти бежала за ним, пытаясь вырвать руку, все объяснить, но все было бесполезно. Он все крепче, до боли сжимал мое запястье и тянул куда-то. Становилось страшно. Я чувствовала себя беспомощной и виноватой – не желая того, я обидела его, обманула. Мне очень хотелось оправдаться перед ним – ведь я не хотела ничего плохого! Я повторяла:

– Я ничего не сделала! Я просто ждала тебя. Отпусти меня, пожалуйста! Мне на поезд пора. Меня бабушка ждет.

Но он не реагировал, как будто резко перестал понимать русский язык, а только тянул за собой. Я не кричала и не звала на помощь. Я верила, что смогу справиться сама. «Сама виновата. Вот и разбирайся», – стучало в голове. Я совсем не умела просить помощи. Да и если бы умела – у кого? Вокруг было совсем пусто. Только где-то внутри здания бродили два неприкаянных и бесполезных африканца.

Наконец итальянец дотащил меня до какой-то двери, открыл ее и впихнул в комнату. Внутри стояли две железные пружинные кровати со свернутыми на них в «улитки» полосатыми матрасами. Пока я осматривалась, он зашел следом и запер дверь на ключ.

– Раздевайся! – приказал он.

– Не надо, пожалуйста… Я не могу… – просила я.

– Быстро! Опоздаешь на поезд, – он зло смотрел на меня и ждал.

«Вот и все, – пронеслось в голове. И еще: – Только бы отпустил».

Внутри стало так пусто. Вообще ничего. Даже голос его звучал во мне как в пустой кастрюле – с железным звоном. «Только бы к бабушке успеть. А то она переживать будет…»

Я не помню, как стала раздеваться и разделась ли. Не помню, разделся ли он.

Раскатав матрас на одной кровати, он резко толкнул меня на него и изнасиловал. Когда закончил и увидел на матрасе кровь – красную круглую кляксу прямо посередине – очень удивился. Удивился, что оказался у меня первым… Даже попытался извиниться:

– Прости… Я не знал… Что ты… Что ты…

Он совсем потерялся.

Мне было больно и страшно. Страх заполнял меня всю. А еще была уверенность, что вся эта пытка, которая сейчас происходила здесь со мной, – это правильно. Я сама виновата. Это было наказание, и я его заслужила. Он же был хорошим и добрым, он кормил меня арбузом, и он бы не сделал этого никогда, если бы я не вела себя так. Он просто мне верил и очень расстроился. Он не хотел. Просто не смог сдержаться. Это я все испортила… Поэтому и терпела.

Я не знала, сколько прошло времени, когда он встал. Глаза его больше не горели ненавистью. Он вообще не смотрел на меня. Тихо извинился, сказал, что погорячился. Добавил, что не хотел этого, что я сама спровоцировала его. Потом заботливо помог мне подняться и даже одеться, как маленькой девочке. Он даже как будто волновался. Я оглянулась – на полосатом матрасе было все то же расплывшееся пятно крови. Он заметил, куда я смотрю, подошел, снова свернул матрас в «улитку» – и все исчезло бесследно. Все стало как раньше, как будто и не было ничего.