К вечеру сильно разболелась голова и я впервые отпросилась с репетиции пораньше домой. Мне ничего не хотелось. Я не стала предупреждать маму, что приеду раньше, – не хотела, чтобы она встречала меня с электрички. Мне было бы сложно весело щебетать о своих делах. Сил не было. А если не щебетать, то она сразу догадается, что что-то не так, и примется расспрашивать. А я не хотела ей ничего говорить. Не видела смысла. Когда-то я в порыве чувств рассказала ей про прикольного одноклассника, который тоже пришел новичком и в лагере классно сыграл со мной в сценке. Мама попросила показать его на школьной фотографии, после чего окрестила «гвоздиком» за его худой вид и шапку кудрявых волос и больше им не интересовалась. И теперь я расскажу ей, что «гвоздик» не просто «гвоздик», а что мы прогуливаем с ним уроки и целуемся, при этом он любит другую и я страдаю?
Я вернулась домой, удивившейся маме сказала, что болит голова, съела таблетку анальгина, запила чаем и пошла спать. И, конечно, я снова не спала. Мне нужно было понять, что произошло и что теперь с этим делать. Постепенно боль в голове стала утихать, и я попыталась проследить, как это все началось у нас с Ромкой. У меня с Ромкой. Скорее всего, он понравился мне с самого начала, хотя я тогда не думала об этом. Но сейчас, думая о нашей первой встрече в школе перед лагерем, я вспомнила, как была смущена его взглядом в упор и его ямочками на щеках. Потом вспомнила, как радовалась его успеху на концерте в лагере и как ощутила что-то вроде ревности, когда увидела его с длинноногой кудрявой девочкой. Они сидели вечером уже почти в темноте на крыльце барака и тихо о чем-то говорили. Да, я и правда вспомнила ее – стройная, с русыми кудрявыми волосами, совсем не похожая на меня. Тогда эта ревность была почти не ощутима. Не так, как сегодня, когда он говорил о ней. Да и мы тогда были совсем чужие. Потом в памяти возник наш с ним первый поцелуй. Неожиданный для обоих. Как будто в тот день у замочной скважины вдруг встретились не мы, а два наших безумия. Это не было свиданием, взаимным чувством, скорее аварией – два отдельных безумия на скорости столкнулись друг с другом. И дальше все стало происходить по какому-то молчаливому согласию – никто никому ничего не обещал. Почему я погрузилась в это, причем так быстро? Я сидела на берегу, и меня просто накрыло волной и унесло в открытое море. Хотелось почувствовать под ногами твердую почву, но где теперь искать берега?
И как же Мишка? Ведь он еще где-то был. И была вина перед ним. Он как раз был на берегу, но на каком? Где он? Мы так давно не встречались. В театр я ему давно запретила приходить, и он не приходил. А в поселке нельзя – такой уговор. Думает ли он обо мне? Может, и его сейчас накрыло какой-нибудь волной? Вспоминая его в окружении толпы девчонок, трудно было поверить, что он хранит мне верность. «Хранит верность» – речь, конечно, о верности в мыслях, чтобы в мыслях только я, а не я с кем-то еще или вообще без меня, как у Ромки. Хотелось, чтобы хранил, но подозрения, что он может быть тоже не один, немного облегчали мое чувство вины: «Раз ему можно, значит, и мне. Что же делать, раз так получилось?».
С мыслями о Мишке я разобралась быстро – с ними было все более-менее ясно. И снова вернулась к Ромке. Тут был полный крах и путаница. Мысли никак не хотели собираться и аккуратно укладываться на свои полочки. Интересно, чем больше я старалась навести порядок, чем больше думала о нас, тем больше мои мысли путались, становились обрывочными и несвязными. Сначала я пыталась просто успокоить себя: «Ничего страшного не произошло, никто никому ничего и не обещал. Просто нам действительно было хорошо. И незачем думать об этом все время». Потом ругала: «Дорогая, да ты, видимо, все-таки решила влюбиться, раз не можешь перестать думать о нем! Обманывала его, себя, старалась делать вид, что это ничего для тебя не значит, а сама строила планы и на что-то надеялась?!» Потом досталось Ромке: «Да кто он такой вообще?! “Гвоздик” тощий! Подумаешь, строит из себя! Наверно, теперь решил, что я сгораю от любви к нему и страдаю тут в ночи! Обойдусь и без него. Может, совсем немного пострадаю и успокоюсь – не в первый раз».
Так, барахтаясь в мыслях, перескакивая с одних на другие, я не заметила, как ненадолго задремала. Совсем ненадолго, но увидела сон. А может, и не сон, а так – полусон-полуфантазию. Я сидела с Ромкой на уроке. Сначала он шептал мне что-то в ухо, слов я не могла разобрать, только чувствовала теплое дыхание. Потом заправил мне за ухо прядь волос, едва коснувшись кончиками пальцев кожи – совсем как сегодня на физкультуре. И вдруг потянулся к моим губам, и в этот момент я не выдержала и проснулась.