Монтесума

Однажды Незауальпилли явился с неожиданным визитом к императору, чтобы поговорить с ним о делах чрезвычайной важности. «Могущественный и великий государь, — сказал он ему, — я бы, конечно, предпочел не тревожить твою мощную, спокойную и уравновешенную душу. Однако мои обязательства по отношению к тебе заставляют меня сообщить тебе о странном и необыкновенном событии, которое должно будет произойти в свое время с разрешения и по воле бога небес, ночи, дня и воздуха. Тебе следует знать, что через несколько лет наши города будут разрушены и разграблены, мы сами и наши сыновья убиты, а наши вассалы унижены и порабощены. Пусть у тебя не будет никаких сомнений на этот счет.

Впрочем, в качестве доказательства истинности моих слов, знай, что всякий раз, когда ты захочешь пойти войной на хуэксоцинков, тласкальтеков или чолультеков, ты не одержишь победы. Наоборот, ты всегда будешь терпеть поражение с большими потерями как среди рядовых воинов, так и среди сеньоров.

Пройдет немного времени, и ты увидишь в небе знаки, которые возвестят тебе то, о чем я тебе сказал. И тогда уже не беспокойся и не волнуйся, так как невозможно уйти от того, что должно произойти. Одно лишь меня утешает. Это то, что мне не придется быть свидетелем этих горестей и бед, так как дни мои сочтены. Поэтому я и хотел обо всем тебе рассказать перед тем, как умереть — так, как если бы ты был моим дорогим и любимым сыном».

Этот апокрифический монолог хорошо вписывается в рамки знаков, заранее оповещавших об испанской Конкисте — знаков, о которых речь впереди. В рассматриваемый нами период времени, к 1510 году, Незауальпилли имел полную возможность получить информацию о странных существах, прибывших на большой лодке или спустившихся с неба в восточных морях, а также о катастрофах, которые были вызваны их прибытием, и он мог вынести из этой информации ощущение того, что ацтекской эре наступил конец. Что бы там ни было, но скорее всего оба короля после этой речи разрыдались и, обращаясь к небесам, умоляли богов о быстрой смерти. Когда Незауальиилли ушел, Монтесума сказал себе, что обладает надежным способом проверить точность слов короля Тескоко. Достаточно было дать сражение одному из врагов в долине Пуэбла. Быстро были проведены сборы и короткая подготовка, и вскоре армия уже стояла лагерем в долине Ауаюкан. Завязался жестокий бой с воинами Тласкалы. Императорские войска потерпели поражение. Потери были весьма ощутимыми: были захвачены в плен все генералы и знатные сеньоры. Разгневанный Монтесума обозвал своих воинов бабами. Он запретил обычный прием по поводу их возвращения. И, действительно, ни одна живая душа не встречала их в Мехико. Город был как вымерший.

Легко можно представить себе удрученное состояние «храбрецов». Довольно скоро, однако, они получили возможность загладить свою вину. В следующем году был организован очередной поход на Тласкалу, и разжалованные воины, хотя их никто не звал, сразу очутились на войне с горячим желанием своими подвигами заслужить прощение. И, действительно, они так старались, что потери с той и с другой стороны оказались равными. Весьма обрадованный тем, что он снова обрел своих храбрецов, Монтесума снял санкции и устроил войскам триумфальный прием.

Через некоторое время состоялся праздник «Подметания» (Ochpaniztli

) в честь Тоси, Нашей Прародительницы, Земли. В этот раз жертвами были выбраны плененные в Ауаюкане тласкальтеки.

Некоторое время спустя, хуэксоциики, желая выслужиться перед Тласкалой, провели карательную операцию против Мехико. Ночью их отряд подошел к самому Мехико и поджег Теночтитлан.

Мешики были раздосадованы и обозлены, тем более что в происшедшем они увидели дурное предзнаменование. Император приказал бросить в тюрьму — под этим, видимо, надо понимать деревянные клетки — жрецов Тоси, которые не проявили положенной им бдительности. Чтобы научить их бодрствовать, он велел разбросать в клетках множество мелких обсидиановых ножей и обломков лезвий; жрецы имели все шансы, поранившись, истечь кровью и умереть. Монтесума приходил ежедневно к своим узникам и наставлял их, напоминая постоянно об их долге, состоявшем в том, чтобы не спать и заботиться денно и нощно о храмах и о богах. Но поскольку ему нужно было заниматься делами более серьезными, он приказал найти людей, повинных в святотатстве.