Монтигомо - Ястребиный коготь

Мы накопали с десяток подмороженных картофелин и развели костер. Сучья весело затрещали, синий дымок неторопливой струйкой потек кверху. Валя сидела перед костром, обхватив коленки руками, и щурилась на огонь.

— Как хорошо, — вздохнула она. — Так мирно и… уютно возле костра… Странно, совсем недавно я вот так же сидела возле костра в лагере, а кажется, что это было много-много лет назад… Как сон! — Она подбросила в огонь пучок хвороста и опять вздохнула. — Досадно, что в лагере мы пробыли в этом году только несколько дней. Помнишь, как я уезжала? Ты стоял на площади и почему-то смотрел на меня ужасно сердито…

— Валя… — начал я нерешительно, но она перебила меня:

— Нет, нет, пожалуйста, не оправдывайся! Ты и Саша тогда просто ненавидели меня.

— Да нет же! — вырвалось у меня. — Я всегда… относился к тебе очень хорошо…

— Но знаешь, Витя… ты только не сердись… я тогда ведь тоже вас недолюбливала. А когда Катя сказала, что я должна передать вам привет от Василия, то я так удивилась, что и сказать трудно. — Валя помолчала, посмотрела мне в глаза и улыбнулась. — Я никак не думала, что вы такие хорошие ребята.

Она задумалась и замолчала. Костер негромко потрескивал, сырые хворостины шипели и, словно змеи, извивались в огне.

— Как хорошо было в лагере! — снова заговорила Валя. — Мы сидели один раз вечером возле такого же костра и пели песню про картошку…

Она кашлянула и негромко запела:

Дым костра, углей сиянье-янье-янье-янье,Серый пепел и зола-ла-ла…Дразнит наше обонянье-янье-янье-яньеДух картошки у костра-ра-ра!

Она внезапно откинула назад голову и засмеялась заливисто и заразительно.

— Это было ужасно смешно!.. Понимаешь, сидели мы и пели эту песню… И вдруг к нам подходит какая-то женщина и этаким мрачным голосом приказывает: «Дети, эту песню петь не надо!» — «Почему?» — говорю я. «Потому, что эта песня не отражает сегодняшнего дня!» — «Как так не отражает? — говорю я. — Это очень хорошая, старая лагерная песня». А она отвечает: «У вас сегодня на завтрак была жареная свинина, вы пили какао и ели булку с маслом, так почему же вы славите картошку?» — «Ну и что ж, что свинина, что же, что какао, — говорю я, — все равно песня эта хорошая: в походе ничего вкуснее печеной картошки не может быть!» Так я ее и не уговорила. — Валя покачала головой и отсела от костра чуть подальше. — Как припекать возле огня начало! А я люблю старые пионерские песни. Вот еще есть: «Взвейтесь кострами»…

И она запела:

Взвейтесь кострами,Синие ночи!Мы пионеры,Дети рабочих…

Голос Вали звенел и уносился вдаль.

— Витя, — оборвала вдруг Валя песню, — а ты почему не подпеваешь?

— Валя, — сказал я жалобно, — ты же знаешь, какой у меня голос!

Она чуть усмехнулась и продолжала:

Близится эраСветлых годов.Клич пионера —Всегда будь готов!

— Правда, Витя, это очень хорошо сказано: «Близится эра светлых годов»?… Вот кончится война, и наступит светлая эра! Как ты думаешь, доживем мы до коммунизма?

— Обязательно! — сказал я.

Над просекой вдруг разорвались серые тучи, и невидимое солнце хлестнуло по лесу косыми могучими лучами. Сразу стало видно далеко-далеко. Вот на полянке стоит одинокая березка, последний желтый лист слабо дрожит на ней, собираясь сорваться. А другой лист парит в воздухе, лениво и плавно покачиваясь с боку на бок. Вот из оврага крадется прозрачный легкий туман. Кажется, он запутался в кустарнике и уже не в силах ползти дальше. А вот там, в самом конце просеки, видна осиновая рощица, совсем оголенная и неподвижная. Она пронизывается солнцем насквозь, будто греется и нежится в его нечаянных лучах. Заяц неслышно выскочил на просеку, поднялся на задние лапы, осмотрелся, скакнул раз-другой и исчез…

— Валя, смотри, какое солнце, — сказал я. — Кто-то мне говорил, что это к морозу.

Она не ответила. Я взглянул на нее и запнулся. Валя спала у костра, откинувшись на траву и подложив под голову руку. Костер догорел, угольки тускнели и гасли. Я разгреб золу и достал испеченные картофелины. Валя пошевелилась, всхлипнула и открыла глаза.

— Кажется, я задремала, — засмеялась она. — Надеюсь, ты не воспользовался случаем и не съел всю?

Обжигаясь и дуя на пальцы, мы чистили картошку и быстро ели ее. Подмороженная картошка была сладковатой, но это, разумеется, не портило нам аппетита.

Небо снова заволокло тучами, и в воздухе похолодало.

— Пойдем, — поднялась Валя.

— Пойдем!

— Снег! — вдруг сказала Валя.

Редкие снежинки — одна, другая, третья — порхнули мимо нас. Потом снежинки начали падать все гуще и гуще. Вечером, когда мы добрались до города, все побелело кругом, и нас совсем замело. Измученные и голодные, мы еле двигались в сумраке по пороше.

Два солдата остановили нас у входа в город и осветили фонариком. Вероятно, наш вид развеселил их, потому что они рассмеялись. Один из них хлопнул меня по спине, махнул рукой и сказал:

— Ап…