Монументальная пропаганда

Пока Аглая обедала, ее сосед Шубкин обустраивался в новой квартире. Опрыжкин за дополнительную плату поставил ему книжные стеллажи, на которых разместились сочинения Ленина, Горького, Маяковского, Короленко, Куприна и входящего в те времена в моду Сент-Экзюпери. Стеллажами с библиотекой были заняты все четыре стены, за исключением, естественно, дверного и оконного проемов, а перед книгами Шубкин расставил портреты своих кумиров, в число которых вошли Ленин, Дзержинский, Горький, Маяковский и особо почитаемый герой его молодости Джузеппе Гарибальди. Покончив с библиотекой, Марк Семенович установил у окна свой так называемый письменный стол, поставил на него самодельную настольную лампу, приемник "Рекорд", выкинул за окно проволочную антенну. Ему не терпелось послушать какую-нибудь из западных радиостанций и проверить, как они слышны на новом месте, но "Голос Америки" в здешних окрестностях почему-то не принимался вообще, "Свободу" сильно глушили, а Би-би-си работало только по вечерам.

Глава 24

Весь день Аглая провела в хозяйственных заботах: стирала, мыла полы и окна, сменила постель. Допуская при этом, что Шалейко протрезвеет, одумается и не придет. Но вскоре после семи вечера в дверь постучали. Она открыла и увидела расплывшегося в улыбке Степана Трофимовича с бутылкой коньяка в одной руке и с бумажным пакетом в другой.

- Тебя кто-нибудь видел? - спросила Аглая.

- Не знаю, - пожал плечом Шалейко. - Там, кажись, две старухи на лавочке сидят, но тебе-то шо? Ты ж незамужняя.

- А я не о себе, - сказала Аглая, - а о тебе. Я же сейчас вроде опальная.

- Да ладно, опальная, - беспечно отозвался гость, ставя на стол бутылку и высыпав из пакета два лимона и конфеты "Мишка на Севере". - Мне-то шо, шо опальная? Думаешь, я теперь буду тебя стороной обходить? Я же Шалейко. Казак! Я в атаку без каски ходил. - Он похлопал себя по лысине, чтобы показать, как он ходил без каски. - Пули не боялся, осколкам не кланялся, а теперь шо ж? Мне лишь бы жинка не застукала, а партийные органы мне, как бы тебе сказать, вот наплевать, как говорится, и растереть.

- Ну покажь, как живешь, - попросил Шалейко.

Он обошел всю квартиру, постучал по стенам, подергал оконные рамы, спустил в унитазе воду и вынес суждение:

- Квартира хорошая. Шо практически без фундамента, это плохо. А шо с удобствами, хорошо. И ванная, и это. За цепку дернешь, и оно у-ух! А мы в деревне все еще по старинке. Вода из колодца, удобства во дворе, мыться - у баню. А газ у тебя откуда?

- Из коллектора, - сказала Аглая.

- Это шо такое?

- Это у нас в подвале. Двенадцать баллонов с газом. Пропан-бутан.

- Пропал-болтал, - засмеялся Шалейко и тут же одобрил: - Газ - хорошо. Я у Киеве у родичей жил, так у них тоже газ. Вот такую каструлю поставишь через пять минут кипит. Я так думаю, может, и мы когда доживем до того, шо в кажном колхозе будет электричество и газ, канализация. Мне говорят, ты шо чокнутый, а я говорю, не чокнутый, а имею мечту. Ленин о том мечтал, и я тоже. Нет, я себя не равняю. Ленин - это, знаешь, ого, а я - это совсем другое. У Ленина мечта была, может, с километр, а у меня токо полметра, а все ж таки мечтать кажный имеет право. А вот то, шо твой дом практически без фундамента, это плохо. А шо, как землетрясение?

- Да откуда у нас землетрясение, - возразила Аглая. - Это где-нибудь в Средней Азии. Или в Италии. Или в Турции. А у нас таких вещей никогда не бывало.

- И то правда, - сказал Шалейко. - Не было. А щас будет. - И схвативши Аглаю в охапку, поволок в спальню. - Ой, щас будет землетрясение!

Она не упиралась. Только спросила:

- А как же коньяк?

- Не прокиснет, - заверил Шалейко.

Вижу ясно, как избалованный современный читатель замер в предвкушении подробностей того, что именно случилось в спальне Аглаи Степановны Ревкиной, какие положения принимали герои, какие части организма между собой и каким образом совмещали, какие слова при этом друг другу шептали и как именно пришли к завершению. Но ничего этого автор рассказывать не будет. И не столько по причине присущего ему целомудрия (это само собой), сколько потому, что рассказывать особенно нечего. Герои наши были рабоче-крестьянского происхождения и воспитания, сексуального обучения не проходили, теперешних программ телевидения "про это" не видели, книг индийских, китайских или иных об изысках эротики не читывали, читали в основном газету "Правда", "Блокнот агитатора" и "Краткий курс истории ВКП(б)". Слова "секс" Аглая не слышала вообще, а Шалейко слышал, но думал, что это шесть по-немецки. Так что все обошлось без особых пикантностей, хотя надо отметить, что пробудил-таки настырный Степан Харитонович в Аглае какое-то чувство, потому что он, хоть и необразованный, но физически крепкий, старался, сопел, грыз ее волосы и говорил ей: "Ты моя кыса".