Мопассан

Из отрывочных писем, которые писал Ги, можно восстановить жизнь этой богемы, столь отличной от богемы Мюрже и более поздней богемы Карко[48]. 28 августа 1873 года Ги описывает раблезианскую попойку. В «Искушении святого Антония», с которым он познакомился еще по рукописи (это произведение вышло в свет только в следующем году), Жозеф Прюнье вычитал о боге Крепитусе, объявлявшем о своем появлении всякого рода непристойностями и нелепостями. Вот почему Прюнье основал Союз крепитусиан. Итак, речь идет о послании метра Жозефа Прюнье, лодочного навигатора безонских и окрестных вод, достопочтеннейшему Роктайду (он же Синячок)». Подобно священнику из Медона[49], Ги перечисляет все, что они выпили. «Осушив многие чарки вступительные, принялись мы за пирование и испили 2591 бутылку вина Аржантейского». Он называет с добрых полдюжины винных марок, громадное количество бутылок и говорит о вполне понятных последствиях такого возлияния. «К нашим пантагрюэльским трапезам обычая не имея, старая задница Ток (Пеншон) зачал очами ворочать весьма негоже и диковинно, а еще пуще того негоже и диковинно стал урчать чревом, да на пол свалился и вовсе перестал ворочаться».

Ги продолжает рисоваться: «И много дел содеял в оный день Прюнье, так же как и удивительных, чудесных и возвышенных подвигов в ремесле судоходном, а именно: отбуксировал от Безона до Аржантея столь устрашительную великую парусоносную ладью, что мнил уже кожу с дланей своих на веслах оставить (а были в той парусоносной ладье две преотменные…)».

Отрывок из одного июльского письма (без указания года), адресованного Леону Фонтену (к счастью, сохранилась фотокопия), дает нам более точное представление о фривольном и скандальном остроумии президента Союза крепитусиан. Это письмо повествует еще об одной выходке в Сартрувилле: «Товарищ Поля, прибывший вместе с ним, почувствовал себя очень плохо и оказался не в состоянии возвратиться в Шату, так что мне пришлось сесть в лодку в десять часов вечера, чтобы отвезти парочку странствующих голубков в их гнездышко. Сие опасное путешествие я совершил без всяких приключений, за что и был вознагражден Бертой, показавшей мне свою…»

Все пробелы в тексте Ги заменены рисунками.

А вот другой отрывок, не менее красноречивый, но выдержанный в несколько иных тонах:

«Сегодня 18 июля: как много событий произошло с 14 августа (он хочет сказать «июля». — А. Л.), с тех пор, как я начал это письмо. Во-первых, мы с Мими, Нини и еще с одним из наших друзей, Биби, который привез с собой прелестный «бутончик», побывали в Аржантее. Словом, вчера мы возвратились и после отчаянной битвы между Хаджи и Раджи, оспаривавшими один у другого «бутончик», и победы Раджи нам захотелось покататься на лодке, но оказалось, что Карашон сдал ее. Такую же шутку он сыграл с нами и в прошлое воскресенье».

В феврале 1891 года Эдмон де Гонкур описывал Союз крепитусиан, переименованный в Общество сутенёров, как «чудовищно непристойное содружество гребцов, главой которого был Мопассан». Ги любил эпатировать буржуа и своих коллег. Гонкур же любил сгущать краски. Общество сутенеров, Союз крепитусиан, попойки, соленые шутки вполне соответствуют хвастливому облику Ги тех лет. Но на самом деле все это было лишь его маской.

Находясь под гипнозом смерти, Мопассан за своим грубым балагурством пытается скрыть свойственную ему романтичность, которая все же проявляется в неистребимой любви к ночи и луне, вскрывая сокровенное мопассановское «я». Противоречивость поведения Мопассана не ускользнула от его добросовестнейших исследователей, в том числе и от доктора Жана Лакассаня: «В период увлечения гребным спортом у Мопассана наблюдалось странное поведение: бурная подвижность и неутомимые физические упражнения сменялись периодом депрессии и упадка. Душа общества, весельчак вдруг преображался-в существо апатичное и унылое — вполне симптоматичная, впрочем, смена настроений для так называемого циклотимического состояния».

Вдыхая запах воды и жареных пескарей, прислушиваясь к шуму и гаму потасовок, Жозеф Прюнье, то молчаливый, то возбужденный, наблюдает течение ласковой и вероломной Сены. Его уже называют здесь Милым другом.

Жозеф Прюнье носит в ту пору челку. Бороду он сбрил[50]. Зато усы отпустил огромные, трепещущие. Загорелый, он дышит молодостью. У него темные глаза цвета «жженого топаза», сильная шея. Когда Ги выходит из министерства — это застегнутый на все пуговицы чиновник, но стоит ему очутиться на воде, и он мгновенно преображается в неотесанного моряка — «любовничка хоть куда», — скользящего в своем ялике, среди лодок и яхт, по зыбкой глади потревоженных вод.