Yueda

Морана придёт за тобой

Дерево у мемориального камня чуть заметно шевелит тонкими ветками. Всё пытается сбросить редкие пожухлые листья. Силится, дёргает уродливыми пальцами, а ничего не выходит. Вот и у меня не выходит. Час уже сижу на скамейке, пялюсь на дерево, на новенькую плитку под ногами, на чёрную ограду и дома, но так и не могу отодрать себя и пойти в этот чёртов парк. Пальцы заледенели, не гнутся. И мне пофиг. Я уже давно замёрз. Полтора года как.

Да. Полтора года моё сердце работает по привычке. По инерции. Просто хитрый механизм, завод которого ещё не закончился. Когда он заглохнет, не знаю. Наверное, он так может ещё долго. У этого механизма большой запас энергии. В конце концов, он так пахал почти всю мою сознательную жизнь. Чётко и мерно я шёл сквозь раннюю смерть отца, истерики и запои матери, уличные драки, проблемы в школе. Когда я бил, то не испытывал злости. Я просто бил. Так было нужно для выживания. И не даром моё имя коверкали, называя Мрак, а не Марк, а в двенадцать лет, когда одноклассников накрыла волна фанатения по «Хранителям снов», меня прозвали Бугименом. В восьмом же классе, после того, как я засадил десятикласснику карандашом в нос, порвав его нахрен, меня быстро окрестили Джоном Уиком, а за спиной шептали: баба Яга.

Меня боялись и уважали, меня пытались наставлять на путь истинный учителя и пытались затащить в свои банды местная шпана. Мне же было плевать на всех. Я учился на отвяжись и посылал нахер шпану. Мне никто не был нужен. Никто.

Пока в девятом классе к нам не перевёлся Лель.

Да, его так звали – Лель. Долбанутые родители назвали его, как славянского божка любви. И это имя очень шло ему.

Тёплый, яркий, открытый, он лучился светом и позитивом, за считанные дни он умудрился очаровать всех учителей и весь наш класс. Он даже меня не боялся и не обходил стороной, а наоборот всё пытался вовлечь в какие-то свои дела. И в конце концов, вовлёк. Именно он втянул меня в новогодний школьный спектакль на роль бабы Яги, объясняя, что баба Яга должна играть бабу Ягу. Сам Лель в этом спектакле играл Ивана-Царевича, который шёл к Кощею Бессмертному за Васькой Шибкоумной, которая все задания по ЕГЭ знала, шёл и напарывался на бабу Ягу ака Джона Уика, который показывал, как с помощью карандаша завалить Кощея.

Идиотский спектакль, но как же было весело. Наверное, впервые за долгое время мне было по-настоящему легко и свободно. Мы дурачились на репетициях и хохотали, мы продолжали смеяться после репетиций. Гуляли, разговаривали обо всём подряд. Он показывал свои рисунки и говорил, что хочет поступить на актёрский, он таскал меня по всяким спектаклям и концертам и просто по улицам. Я же удивлялся тому, что он продолжает общаться с таким мрачным нелюдимым типом, как я. Удивлялся и радовался, потому что… потому что уже влюбился в него. Да, незаметно сам для себя я влюбился в это тёплое ласковое солнце. В моём сердце началась весна, сумасшедшая и прекрасная. А когда весна началась и в природе, однажды вечером он признался мне. Признался, что уже давно любит.

Никогда я не был счастлив, как тогда. Оно, это счастье, захватило меня, пропитало собой и закружило в радостном танце. Целых два года я жил, полноценно жил, дышал в унисон с любимым, мы мечтали вместе, строили совместные планы, выбирали вузы.