Моранжевая юность (СИ)

Охранный жест накладывать под строгим взглядом нелюдимой было в высшей степени бестактно, и Макс только и успел, что прикрыть руками пах и опустить глаза.

За него ответила Зеленоглазая:

— Да будет земля мягкой под ногами твоих ящеров, нелюдимая. Благодарим en on míl frichtimen, что указал тебе путь к нашему дому.

Она уже хотела припасть к руке ведьмы, но та быстро просеменила к алтарю и села рядом. Зеленоглазая налила ей полную чашку свежего мёда и, как могла почтительно, подала.

— Она ждёт Винбарра. Не обращайте внимания, словно её и нет вовсе, — проговорила Мев и опустила нос в чашку с мёдом.

Макс в панике посмотрел на подругу. Только Ужасной-Бесчеловечной-Кошмарной-Мев-Пожирательницы-Всего не хватало в его доме! Зеленоглазая развела руками и одними уголками губ показала, мол, нелюдимая не приходит просто так. Видать, на то воля Тысячеликого бога, и нужно поучиться у него смирению и мудрости. Старый вождь что-то буркнул о срочных делах в кузне и хотел было ретироваться, но выметенный пол хижины загудел, и огромные толстые корни намертво заплели выход.

— Надо подождать, — пожала плечами нелюдимая Мев и обмакнула пальцы в чашку со сладким.

***

Юная леди Моранж чувствовала себя голой. Шляпа с пером, незатейливо расшитый камзол, кафтан, простая рубаха, перчатки, кюлоты и чулки. Казалось, Лорин надела на себя вместе с мужским платьем и стеснительность. До знакомства с Винбарром ей не давались тривиальные переживания юных дев. Врождённая бесчувственность и эмоциональная притуплённость раз за разом выручали её там, где обычная здравая леди уже давно закатила бы истерику или вовсе упала без чувств. Несведущие в тонкостях душевной организации наверняка сочли бы эти качества за проявления мужества и отваги.

Но неумолимые перемены уже медленно меняли изнутри, разбивали коросту, укрывающую саму суть Лорин. Поэтому она только прижимала к себе корзину и прикрывала ею короткие тычки локтя, когда прерывала причитания служанки.

Оглушённая незнакомой доселе робостью и новыми впечатлениями, она только сильнее сжимала плечо Сары в пёстрой толпе. Рынок Новой Серены сегодня особенно гудел: некоторые лавочники собирались на выезд вглубь острова, торговать с местными. Стояла невозможно яростная брань. Впрочем, без того кипения, что выливается в опасные для окружающих стычки.

— Куды на базар-то! Вы зверей энтих ещё домой к себе пустите!

— Вон наместника резиденцию взяли в осаду, вишь. Перебить туземцев надо, пока без подкрепления-то! Уж никак не на базар! Тьфу!

— А ты стражу-то видел? Была бы осада — была бы стража! И хикметские, и сан-матеусовские — все были бы здесь! Говорю тебе, старик Моранж что-то замышляет, казна-то пуста поди!

— С паршивой овцы…

Сара уже полезла было с кулаками доказывать, что, мол, всё не так, и Лорин потребовалось применить угрозы поркой, если та немедленно не сосредоточится на их цели. Она только ниже надвинула на лицо шляпу и осмотрелась, встав у прилавка с овощами. Мальчишки с грязными ртами, лавочники, какая-то босота, яркие шали экономок с корзинами, красные щёки поварят, огромные руки и загривок лоточницы… Голова кружилась, и ноги подкашивались. На плечо легла рука. Лорин оглянулась и увидела позади высокую фигуру в выцветшем капюшоне и плаще.

— Иди со мной, renaigse, — прозвучал гортанный женский голос с сильным акцентом.

Из-под капюшона смотрело раскрашенное лицо дикарки, совершенно без выражения. Или оно было скрыто раскраской?

— Вождь ждёт тебя.

Лорин задохнулась.

— Это моя компаньонка, — она подхватила под мягкий локоть зазевавшуюся Сару.

Дикарка удалялась по направлению к западному выходу. Девушки поспешили. Сердце юной леди Моранж стучало как никогда громко, и как никогда мало ей было воздуха.

У западных ворот их ждала ещё одна женщина с парой несёдланных лошадей. Дикарка строго осмотрела прибывших и, резко ударив кулаком в грудь, назвала своё имя. Говорила по-военному кратко. Лорин невольно залюбовалась сопровождающими. Высокие, длинноногие, грудастые, с тонкими талиями, волосы собраны в тугие косы. Они помогли девушкам взгромоздиться на лошадиные спины и вскочили следом, усадив их перед собой. Та, что постарше, тихонько причмокнула, и лошади сорвались с места в галоп.

— Вождь решил принести renaigse в жертву en on míl frichtimen? — говорила одна, совершенно не задумываясь, что их речь могут понимать. — Он с ними никогда не церемонился. Живая renaigse годится разве что на алтарь, да благословит его en on míl frichtimen.

— Зачем? Renaigse же дочь их вождя. Он не дурак, чтобы из-за бабы начинать войну, — фыркала другая.

— Он? О, он далеко не дурак! Хотя кое-кто рассказывал, он — хуже, чем дурак! Он — тенлан, когда зажимается с очередным…

— По нему и видно! Погоди, ещё возмужает к Выборам, может успокится…

— А может и нет!.. — дикарки мерзко захихикали. Их лица не были видны, но сами слова, и то, как их произносили о Винбарре, заставляли Лорин содрогаться от бессильной ревности.

— Которая из них дочь? Большая?

— Скорее, мелкая. Большая по сторонам смотрит. Смотри какая эта встревоженная.

— И зачем ему renaigse?