Наперекор мнению, будто во время Второй Пунической войны римлянам недоставало «морского мышления»,[278]
морская стратегия Рима на деле точнейшим образом соответствовала характеру угрозы, исходящей от Карфагена. После Первой Пунической войны римляне не отказались от флота, однако у них были причины не тратить ресурсы на строительство дополнительных кораблей и комплектование их людьми. Пока армия Ганнибала разоряла Италию, комплектовать новые корабли было некем, к тому же в морских боях первой войны римляне теряли людей по большей части из-за штормов, прямой морской угрозы от Карфагена не исходило. Более того, римляне в это же время вели Первую Македонскую войну (215–197 гг. до н. э.), в которой флот играл главную роль как в Адриатике, так и в Эгейском море. В адриатические дела Рим вмешался в 229 году до н. э., в ответ на просьбы италийских торговцев, которых притесняли корабли из Иллирии, расположенной на Балканском побережье. Римляне послали туда флот из двухсот кораблей и взяли с иллирийцев обязательство не плавать южнее города Лисе (Лежа, северо-запад Албании) более чем на двух легковооруженных лембах – одноярусных или двухъярусных иллирийских галерах. (Лемб, идеально подходящий для коротких разведок и налетов, был позднее заимствован другими морскими державами.)Война возобновилась незадолго до вторжения Ганнибала в Италию, когда Деметрий Фаросский (Фарос – нынешний остров Хвар в Хорватии) с флотом из лембов предпринял набег на Эгейское море. Побежденный римлянами, Деметрий бежал к Филиппу V Македонскому, которого он всячески укреплял в антиримских настроениях. Рим не тратил много средств на Адриатику, но много и не требовалось. В 216 году до н. э. римляне десятью кораблями отбили нападение сотни македонских лембов, после чего отрядили около пятидесяти кораблей к побережью между Тарентом и Брундизием. Они также вступили в альянс с Этолийским союзом; по условиям соглашения Рим предоставлял союзу свой флот и имел право на любое движимое имущество в захватываемых им местностях (таковы были обычные условия для морских действий), в то время как греческие города-государства, принадлежащие союзу, вели сухопутные сражения и брали себе захватываемые территории. Война закончилась в 205 году до н. э., однако пятью годами позже римляне возобновили военные действия из-за угрозы со стороны Филиппа по отношению к греческим союзникам Рима, включая Афины и Родос, и из-за опасения, что он вскоре может напасть на Италию. «Ганнибал за четыре месяца[279]
дошел до Италии от Сагунта, – заявил один из консулов. – Если дать волю Филиппу, он будет здесь на четвертый день после того, как отплывет из Коринфа». Тит Квинкций Фламинин увел свои легионы из Иллирии и в 197 году до н. э. разбил македонскую армию. Филипп, оставив себе лишь пять стандартных боевых кораблей и «шестнадцатерик», отступил от границ Греции. Фламинин величаво объявил греков свободным народом – этому утверждению еще предстояло стать предметом спора.Тем временем Антиох Великий из рода Селевкидов пересек Гелеспонт с намерением предъявить свои династические права на Фракию, что перевешивало собой любые притязания, которые новоприбывшие римляне могли иметь в отношении Греции и Балкан. В 192 году до н. э. он высадился в Деметриаде (к северу от Эвбеи), жители которой полагали, что они «свободны лишь на словах,[280]
а в действительности все делалось по воле римлян». Римляне потрепали армию Антиоха при Фермопилах, но в итоге были вынуждены пересмотреть свой взгляд на эгейский мир и свое к нему отношение. Как сказал один из современных историков, «глубинное единство[281] мира эгейского и мира греческого – азиатского и европейского – как геополитической системы было явлено с головокружительной ясностью». Такая запоздалая хвала Риму свидетельствует лишь о том, насколько далеко – как политически, так и культурно – они отстояли от эллинистического мира Восточного Средиземноморья.