Море и звёзды

К концу десятого часа движения размеры Луны стали очень быстро расти. Появилось ощущение скорости, подобно тому, как это появляется у всех при приземлении самолета или ракетоплана. Весь экран заняла поверхность Луны, и детали с каждой секундой становятся ясней, увеличиваясь в размерах. Момент поворота ракеты основанием вниз мною был пропущен. Экран показывал нижнюю часть ракеты и струи огня, летящие вниз, в другом экране виднелись зазубренные вершины какого-то кратера. Командир, однако, момента поворота не пропустил — это очень важно в нашем деле.

Он принял управление в свои руки и придал спуску ракеты спиралеобразную форму. Выведя ракету к запланированному месту, командир уменьшил расход топлива и плавно прилунил ракету на ровной площадке.

Вот здесь и началась настоящая работа.

Ракета превратилась в командный телеметрический пункт, и мы начали принимать и сажать около себя грузовые ракеты. С Земли это сделать очень трудно. Командный пункт имел особое помещение, оборудованное всем необходимым. Теперь на том месте, где мы прилунились, возник целый лунный город.

С самого начала я обязался рассказывать о своих чувствах, но сейчас я убеждаюсь в том, что это всего труднее сделать.

На Луне появилась небольшая сила тяжести, но нам не нравилась уже и эта связанность Как видите, человек может привыкнуть ко всему. Наша ракета стояла на твердом грунте, который был похож на лаву. А некоторые из грузовых ракет ушли на треть и даже на половину корпуса в пылевидную массу. Теперь-то вы знаете, что эта пыль — своеобразная атмосфера Луны, пропитанная газами, и среди пылинок есть даже пары воды. Вездесущая жизнь приспособилась и к этим условиям. Первым, кто в этом убедился, был телеметрист Петр Иванович Сорокин.

Одевшись в скафандры и опустившись в лифте на поверхность Луны, мы почувствовали себя довольно неуютно. Наши костюмы в сущности представляли собой целые фабрики: в них вмонтированы и терморегуляторы, и газоаппаратура, и радиохозяйство. На земле в таком сооружении просто невозможно существовать, даже на Луне двигаться было не очень легко, хотя все романисты прошлого утверждали обратное. Термометры, вмонтированные в шлем-фонари, утверждали, что температура на Луне — минус сто градусов по Цельсию. Внутри костюма поддерживалась температура плюс 17 градусов. Великолепная штука — полупроводники!

Света было достаточно, нам светила красавица Земля, да, кроме того, мы включили лампы холодного света на всех ракетах.

Двигаясь осторожно, мы потихоньку шли к ближайшей ракете. Постепенно мы все более и более погружались в пыль, пока не оказались в ней по бедра. При этом наблюдалось странное явление: с каждым шагом, разрывавшим пыль, наружная температура повышалась на 30–40 градусов и затем снова падала. Нас это испугало. Сразу возникла мысль о неисправности костюмов. Первым это заметил Петр.

— Послушай, — оказал он, — у тебя наружная атмосфера меняется?

— Да, что за черт!?

Мы остановились и непонимающе смотрели друг на друга. Когда мы остановились, температура также «остановилась» на 120 градусах.

— Отлично, — оказал Петр, — я пойду вперед, а ты стой и смотри, что будет.

Я согласился.

— Колеблется… — закричал Петр, нелепо взмахнул руками и… опрокинулся навзничь, провалившись в пыль. Поднялось целое облако, и тут же пыль ушла вниз. Петра не было видно. Только в наушниках орал его голос:

— Витя, помогай! Провалился. Я — тут.

Я бросился вперед, зашел в пыль по пояс, наткнулся на шлем Петра и потянул его. С трудом мы выбрались на поверхность.

Виктор замолчал, задумался.

— Рассказывайте, рассказывайте, — воскликнула Герда, — это очень интересно!