Море спокойствия

– Джош, я не тупица. Вы двое с самого начала учебного года раздеваете друг друга глазами. У меня с ней быть ничего не могло, как и у нее – со мной.

– Тогда какого же хрена ты устроил это представление?

– Просто хотел добиться от тебя признания. – Сверкнув улыбкой, он направляется в сторону дома. Меня переполняет такое облегчение, что я даже не могу на него злиться.

– А что у вас с Тирни? – спрашиваю я, когда он поднимается на крыльцо.

– Стараемся не наброситься друг на друга от страсти. И при этом друг друга не поубивать. У нас с Тирни все как обычно.

* * *

В девять часов утра я стою возле Настиного дома. У нас с ней были планы, но после вчерашнего, боюсь, все могло измениться. Я жду ее на подъездной дороге, потому что Марго, возможно, только легла спать, и мне не хочется будить ее своим стуком.

Дверь открывается, и выходит Солнышко – в розовом цветастом сарафане и белых босоножках на плоской подошве. Интересно, кто она сегодня? Настя залезает в грузовик и захлопывает дверцу.

– Ничего не говори. Это подарок на день рождения, – выпаливает она, прежде чем я успеваю что-то сказать.

– Это не значит, что ты обязана его надевать. – Хотя лично я этому рад.

– Решила принять хоть что-нибудь из их «лечебных» подарков, раз от телефона я отказалась. К тому же я так часто стираю твои вещи, что на стирку своих у меня времени не остается. – Она застегивает ремень безопасности, и мы трогаемся с места, ни словом не обмолвившись о прошлом вечере.

К полудню мы объехали три антикварных магазина, а я так и не нашел ничего похожего на пристенный столик, который искал. Если Солнышко не подведет, то начнет ныть в пятом магазине. Обычно в это время ее «любовь» к антиквариату заканчивается. Четвертый магазин, с более дорогим ассортиментом товаров, расположен на западе, через два города от нас, и мне приходится пообещать ей мороженое после него, чтобы вытащить ее из машины.

– А не проще найти то, что тебе нужно, в интернете?

– Какое в этом веселье? – спрашиваю я. Хотя она права: это действительно проще, но мне нравится самому ходить по магазинам.

– А какое веселье в этом? – Она открывает дверь и с преувеличенной неохотой тащится внутрь магазина.

– Признай, тебе же здесь нравится.

– Мне?

– Тебе.

– С чего ты это взял?

– Я тебя знаю: никто не может заставить тебя делать то, что ты не хочешь. Если б ты не хотела ехать, то никуда бы не поехала. А если б не поехала, то не была бы здесь. Отсюда следует вывод: если бы ты не хотела ехать, тебя бы сейчас тут не было. Но ты здесь, а значит, в соответствии с принципами Солнышка ты хочешь здесь быть.

– Ненавижу тебя.

– Это я тоже знаю, – небрежно бросаю я, и в ответ один уголок ее губ приподнимается.

– Я услышала от тебя так много слов сразу – уже ради одного этого стоило поехать. Такое может больше не повториться.

– Скорее всего, нет.

– Тогда напомни мне, почему ты не хочешь, как все современные люди, воспользоваться интернетом.

Я пожимаю плечами: возможно, мое объяснение покажется ей глупым.

– Люблю находить то, что больше никто не ищет. Вещи, о существовании которых я не подозревал. Мне даже не нужно их покупать. Достаточно найти их, знать, что они есть. Вот что мне нравится.

– Но здесь же одно старье.

– Это антиквариат. В этом все и дело.

– Так почему бы просто не купить новую вещь? – Она останавливается и оборачивается ко мне.

– Мне нравятся старинные предметы, – отвечаю я и, положив руку ей на спину, подталкиваю вперед. – Они многое повидали за свою жизнь. И живут до сих пор.

– Неужели все они стоят тех денег, которые за них просят? – Она изучает ценник на резном серванте из красного дерева.

– Все зависит от того, насколько сильно ты хочешь ее заполучить. Каждая вещь стоит столько, сколько ты готов за нее заплатить.

– И ты можешь позволить себе что-то из этих вещей?

– Да.

– Так хорошо идут продажи мебели? – Она сильно удивлена.

– Нет. – Моя мебель неплохо продается, но не настолько хорошо, чтобы на вырученные деньги позволить себе антиквариат. Просто нет времени активно этим заниматься.

– Ох. – Настя больше ничего не спрашивает, но я все равно скажу ей, даже если ненавижу об этом говорить.

– У меня много денег.

– Насколько много?

– Миллионы. – Я слежу за выражением ее лица. Миллионы. Звучит, конечно, абсурдно. Я никогда об этом никому не говорил. Знают только те, кто знал всегда. Даже странно произносить это вслух. Я не говорю о деньгах. Стараюсь не думать о них. Вместо меня этим занимаются мой собственный юрист, два бухгалтера и финансовый советник. Если завтра все эти вопросы вдруг лягут на мои плечи, я не буду знать, что с этим добром делать. Скорее всего, стану хранить деньги под кроватью.

– Неудивительно, что у тебя не возникло проблем с освобождением от опеки, – сухо замечает она.

– Неудивительно.

Она прищуривается.

– Ты ведь не врешь. – Она внимательно вглядывается в мое лицо, и я качаю головой. – Ты ничего не тратишь. – Это не вопрос.