Морель и госпожа Смерть (СИ)

— Конечно, слышит, Ларри, ведь она спит, — Морель старший прижал Лорана к груди и оставался так. Потом отстранился, легко встряхнул брата за плечи. — Не время предаваться печали. Мы должны подумать о другом. Я спешил, чтобы предупредить тебя, хорошо что успел. Идем, нам надо поговорить. Но не здесь, не при ней.

Глава 8

Нинья Бьянка

— Позволь несколько минут побуду с матушкой, мне нужно принять важное решение. — Ришар отступил на шаг и заглянул брату в глаза. — А потом мы спустимся в скрипту.

— Хорошо, я буду ждать тебя за дверью, — согласился Лоран и медленно направился к лестнице. Казалось, он все еще пребывал между мирами, в том пространстве, что открывал живой голос скрипки. Шаг за шагом, как будто с трудом поднимался по ступеням. Словно невидимый груз отягчал его плечи. Или душу?

Лоран покинул комнату, а Ришар приблизился к саркофагу и склонился над той, что при жизни звалась его матерью. Он рано узнал, что это не так, от неё самой. И это ничего не изменило — Ришар любил её, почитал. Сейчас он мог бы используя силу огненного ключа отомкнуть хрустальный гроб и освободить душу Бланшефлер, но любовь к брату оказалась сильнее верности Белой Госпоже.

— Я знаю, что ты слышишь, там, где ты сейчас страшно и холодно, только музыка дает тебе силы и немного света. Прости, я пришел помочь тебе и не сделаю этого. Потому что помню твои слова! Ты хотела, чтобы я оберегал Лорана, я исполняю это и потому сейчас здесь. И продлеваю твои страдания, прости… — Ришар коснулся хрустальной крышки, внутри саркофага вспыхнул свет. — Да, я знаю, что ты слышишь! Твоя душа отвечает. Покажи мне тот день, я должен почувствовать это еще раз. — Свет внутри пульсировал, как биение сердца. Ришар опустился на колени перед гробом, прижал обе ладони к хрустальной поверхности. Свет стал нестерпим, он слепил и жег глаза вампира, теряя сознание от боли Ришар погрузился в мир видений.

Сон во сне, это не крипта Морелей, но тоже подземелье. Арки так высоки, что рассмотреть, что там вверху, не смог бы самый зоркий глаз. И вот оттуда, сверху, пролился ярким белым лучом свет. Опустился, достиг каменных плит и оказалось, что в луче стоит некто, закутанный в белое. Ришар был уверен, что женщина, и не ошибся, она медлила молча, потом отвела с лица покрывало. Он оцепенел, пораженный неземной красотой, это женское лицо соединяло в себе несовместимое. Жестокость и нежность, юность и зрелость. Женщина поманила, Ришар сделал еще один шаг, и свет поглотил его.

Теперь он уже не в подземелье — в обычной комнате. Вероятно, женской: зеркало с безделушками, простая постель, простыни, подушки и полог искусно вышиты незнакомыми яркими узорами. Запах пряностей тяжелый, сладковатый и горячий, от него воздух в комнате кажется густым, тягучим. Шумит в ушах. И очаровывает дивный вкрадчивый голос.

— Я ждала тебя, Рикардо, мой приемыш. Твоя мать поручила мне присматривать за тобой. Что же ты собирался сделать? Разве тебе дано решать о Времени ухода? Я не отпустила тебя.

— Прости, моя госпожа, я устал жить.

— Это от безделья, — усмехается она.

Ришару страшно, так страшно, что холодеет сердце. Но вместе с тем его влечет к ней. Он опустился бы на колени, целовал бы ее ноги, как раб, но понимает, не этого она ждет, не за этим позвала. Превозмогая человеческий страх, он смотрит ей в глаза. Ла Муэрте, Святая Смерть, Сантита…

И вдруг называет, как называла в молитвах мать:

— Нинья Бьянка!

Он вспомнил! Или увидел в кружении клочьев тумана? Словно сон — странный, невероятный, еще один в бесконечной череде снов.

Память не оставила Ришару образа матери, но он был уверен, что в этом сне видит ее. Как она склоняется над колыбелью. А вокруг все настолько иное, самый мир другой. И то место, где женщина с добрым заплаканным лицом качает зыбку.

Большая комната, скорее зал. На стенах факелы, в очаге пылает огонь. Языки пляшут, стремятся вверх к резным деревянным балкам. Пламя отражается в щитах, развешанных по стенам, бликами скользит по шелковым знаменам, что свешиваются с балок. Глубокая ночь, а женщина все не спит. Она поет и поет колыбельную, как будто боится замолкнуть и не уследить за ребенком.

Потом вынимает младенца из колыбели, берет на руки и идет через коридоры и комнаты, по винтовым лестницам. Ришар незримо следует за ней. Она плачет, прижимает младенца к груди, целует влажные волосики на макушке. Поднимается все выше, лестница заканчивается перед деревянной, окованной медными пластинами, дверью. За дверью комната, в которой ничего нет, кроме длинного стола, покрытого черной скатертью. На столе разложены фрукты — виноград, груши, лимоны, яблоки, — перевитые лентами гирлянды цветов. Зажжены свечи, много тонких и потолще. В центре стола на большом серебряном блюде козлиный череп с выбеленными и покрытыми узором рогами. Этот череп пугает больше всего. Страх беспричинен, Ришару ничто не грозит, но воля скована, он хочет уйти из этой комнаты и не может. Женщина кладет рядом с черепом младенца. У Ришара от ужаса замирает сердце.