Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Именно такова ситуация с «живыми ископаемыми» (персистирующими таксонами) – для них времени нет. Когда делается высказывание, что, например, гаттерия не изменилась за миллионы лет (допустим, что это действительно так), самой формой этого высказывания подразумевается, что это не характеристика самой реальности – гаттерии – а субъективное отношение исследователя к этой реальности. Для гаттерии (как типа определенного таксона), поскольку она не изменилась, между моментом последнего изменения и настоящим временем ничего не происходило и никакой длительности не было. Утверждение о миллионах лет, протекших между этими моментами, делается из другой системы отсчета, и потому только искусственно может быть отнесено к той реальности, которой является гаттерия. Такую ситуацию можно сопоставить с тем, как если бы некий человек вдруг потерял сознание, а потом резко, сразу пришел в себя. У него не было бы никаких оснований утверждать, что между моментом потери сознания и его обретением прошло сколько-то времени (если мы отвлечемся от физиологических механизмов, например, ощущения голода и т. д.). Он вынужден был бы узнавать о прошедшем времени из внешнего источника – например, он мог бы взглянуть на часы, и после этого сказать: «Я был без сознания два часа». Если мы отождествим Я и сознание, это высказывание сразу окажется бессмысленным. Кто был без сознания? Только внешние по отношению к сознанию источники информации могут сообщить, что в них, в этих иных источниках, происходили некоторые изменения между двумя моментами, для сознания ничем не разделенными. Значит, такое высказывание («Я был без сознания два часа») утверждает не тот факт, что между двумя мгновениями моего сознания прошло два часа, а то, что вне меня нечто изменилось. Время идет для тех, кто изменяется, для неизменных систем понятие времени бессмысленно.

Время есть мера изменчивости

, оно отражает изменчивость системы. В неизменной системе время не движется вовсе, его не существует. Когда мы говорим, что нечто долгое время не изменялось, мы всегда указываем на то, что другие системы (по которым мы в данном случае и измеряем время) изменялись, а наблюдаемая система осталась неизменной. Все изменения, произошедшие с другими системами, пока в данной системе изменений не было, являются с ее точки зрения одновременными, одномоментными, произошедшими между ее значимыми изменениями. Если предположить, что гаттерия с сегодняшнего утра начнет эволюционировать, то все события, произошедшие в мире с момента, отстоящего на 200 млн. лет, и сегодняшним утром, для нее будут являться одновременными событиями. Понятие одновременности (синхронности) вводится именно таким образом. С точки зрения наблюдателя одновременно то, что случилось между значимыми для него изменениями. Поскольку можно утверждать, что выделенных, каким-то особенным образом истинных систем отсчета времени не существует (все мыслимые времена являются чьими-то, это собственные времена каких-то развивающихся систем), то первичной данностью является именно время данной развивающейся системы, в нашем примере – вдруг начавшей изменяться гаттерии, для которой 200 млн. лет представляют собой один неразрывный и недлительный момент времени. Любые другие оценки происходящего являются вторичными, интерпретирующими истинное событие с точки зрения другой системы, в собственных целях этой другой системы и с этой точки зрения – субъективными.

И наоборот, если в какой-либо относительно небольшой (с точки зрения стороннего наблюдателя) промежуток времени, за который раньше с этой системой ничего значимого не случалось, система вдруг претерпела большое количество изменений, это означает, что собственное время системы относительно шкалы абсолютного времени (или времени, принятого за абсолютное) ускорилось. Так, критические периоды в онтогенезе, когда зародыш особенно чувствителен к воздействиям, когда происходит большинство дифференцировок тканей и органов, представляют собой именно такие участки ускоренного времени. Ускорения и замедления времени легко видеть на хронологических шкалах исторических событий. Даже не ранжируя события по значимости, из самого поверхностного рассмотрения очевидно, что в XIII–XIV вв. в России время текло медленно, а при Петре – очень быстро.

Время в Средние века двигалось в Европе медленнее, чем в Возрождение или позже, в XIX–XX вв. Достаточно бессмысленным является, скажем, сравнение числа великих людей, появившихся в единицу абсолютного времени за эти два периода (социологическая методика Питирима Сорокина). То, что за сто лет в один период появляется меньше «значимых» (с точки зрения современной культуры) личностей, чем за сто лет в другой период времени, может указывать как на действительный факт «оскудения талантами», так и на иную скорость течения времени. Только выяснив относительную скорость двух периодов времени, можно высказать суждение о богатстве (или бедности) данного периода какими-либо событиями, в частности – рождениями великих людей.