То есть Швейцария появилась в результате совместного отпора мелких владений сильному противнику - австрийским Габсбургам, и более 200 лет страна провела в гражданских войнах всех размеров и длительностей, пока кантоны и свободные земли не выучились сосуществовать друг с другом (борьба “лесных” и “горных” кантонов; восстание “Зондербунга” и конституция 1848 г.). Если бы не ослабление торговых путей через центр Европы, не бедность Швейцарии тех времен, можно не сомневаться, что страна была бы разорвана в клочья окружающими национальными монархиями, и были бы сейчас куски Швейцарии в составе Германии, Франции, Италии, Австрии. У каждого кантона и каждой свободной земли, вольного города было свое самоуправление, собственная внутренняя и внешняя политика. Органа центрального управления у конфедерации не было, лишь периодические собрания представителей различных земель. Только то, что Швейцария была никому не нужна, дало ей время на самовоспитание. Многочисленные внутренние раздоры и бедность страны имели и другое следствие - торговля людьми, знаменитые швейцарские наемники. В XVII-XVIII вв. Швейцария была чуть ли не “европейской Чечней”.
Так что свой, конфедеративный тип демократии, в отличие от английского, парламентского, Швейцария выкупила кровью, сотнями лет непрерывных войн. Проще говоря, не демократия делает швейцарцев демократичными, не форма правления как таковая, а история достижения этой формы правления, память о заплаченной за нее цене.
Сила влияния государственности на понятие национальности в Новое время столь велика, что швейцарцы постепенно начинают представляться чем-то вроде нации, почти единым народом. В большинстве случаев при определении национальности люди ориентируются прежде всего на язык; однако для швейцарцев внутреннее чувство делает исключение, даже узнав, что в этой стране говорят на четырех языках, ее обитателей не перестают ощущать как нацию “швейцарцев”. Единое государство и общая культура спаивают различные племена настолько сильно, что объединяющая сила влияния этих факторов может противостоять даже разноязыкости этих племен. В результате идет процесс интеграции различных народностей в более крупные народы.
Прежде наций было очень много; то, что сегодня с большим основанием именуется немецкой нацией, шесть-семь столетий назад представляло собой множество племен и народностей. Если мы рассмотрим ситуацию в Европе середины или конца XIX в., мы увидим картину сильного стремления к слиянию народностей. В это время в наибольшей степени осознавалось, что во Франции живут французы, а в Германии - немцы. Однако после перелома на рубеже веков ситуация начала меняться, и ко второй половине ХХ века стали преобладать иные тенденции: это, во-первых, разложение самого явления “народ” и, во-вторых, новое усиление национального чувства, но уже на иной основе.
Разложение национальности на компоненты
Наряду с упомянутой интеграцией родственных племен в народы идет и обратный процесс разложения племенного единства, но совсем иным образом, - не на более мелкие племена, а на составляю щие самого понятия “народ”. Неделимое прежде представление о национальности, о единоплеменности стало размываться как раз тогда, когда идеологически оно оказалось востребованным с особенной силой. Прежнее единство происхождения, религии, языка и обычаев (определение национальности, данное Геродотом) распалось; в Новое время регулярно возникают ситуации, когда общие по происхожде нию и языку люди имеют разную религию, а у людей, принадлежа щих к одной конфессии, различаются обычаи и язык. Сложность проблемы национальности выходит на первый план тогда, когда вскрывается ее составная природа, становится очевидным, что национальность не есть элементарное, базовое понятие.