Морган ускользает

– ПОТЕРЯНО. Верхняя вставная челюсть. Обладает большой нематериальной ценностью, – прочитал Морган. Бонни фыркнула. Он сказал: – Я вот с нематериальными ценностями покончил.

– Да что ты говоришь? – откликнулась Бонни.

Он слышал, как наверху стучат босые ноги, течет вода, гудят фены. Кухню заполнил аромат кофе, смешавшийся с бодрящим, резким запахом его сигареты. Да, он уже пришел в свою обычную норму. Сумел прорваться в новый день. Морган развернул газету во всю ширь.

– Люблю объявления, – сказал он. – В них всегда столько личного.

– Ты отнесешь сегодня обувь в починку?

– Обувь?.. Вот послушай: М. Г. Ничто не прощено и прощено не будет.

Бонни поставила перед ним чашку кофе.

– Что, если это обращено ко мне? – спросил Морган.

– Почему к тебе?

– М. Г. Морган Гауэр.

– Ты сделал что-то непростительное?

– Поневоле гадать начинаешь. Увидев такое, никуда от этого не денешься.

– Ах, Морган, – сказала Бонни, – почему ты непременно принимаешь напечатанное в газете как что-то личное?

– Потому что читаю личные объявления, – ответил он. И, перевернув страницу, прочитал: – ТРЕБУЕТСЯ. Руководитель геотехнической лаборатории.

Последние пятнадцать лет Морган, предположительно, искал работу получше. Другое дело, что найти ее он не ожидал.

– А вот еще. Опытная танцовщица.

– Ха.

Морган работал на семью Бонни, управлял одним из принадлежавших ей хозяйственных магазинов. Человеком он был кропотливым, любил возиться с техникой. Когда он учился в аспирантуре, его руководитель однажды пожаловался на то, что во время консультации Морган разговаривал с ним через плечо, потому что сидел в углу на корточках и возился с протекающей батареей отопления.

– ТРЕБУЕТСЯ. Барменша, собачий парикмахер, оператор грузоподъемника.

Что ему нравилось в этих объявлениях, так это их неординарность. (Водитель для пожилого джентльмена. Желательно знание Гомера.) Время от времени он даже откликался, устраивался на работу и бросал на пару дней хозяйственный магазин, предоставляя распоряжаться в нем продавцу. Но потом об этом узнавал Боннин дядя Олли и прибегал к Бонни скандалить, и она вздыхала, смеялась и спрашивала Моргана, что он, собственно говоря, творит. Следует отдать Бонни должное: она никогда не выходила из себя. И обычно принимала его сторону, более-менее.

Он протянул к ней руку – Бонни как раз проходила мимо с кувшином апельсинового сока, – обнял за бедра, вернее, попытался обнять, однако у нее было на уме другое.

– Где Бриндл? – спросила она. – И где твоя мать? По-моему, я слышала ее шаги не один час назад.

Морган отложил объявления в сторону, вытянул из-под себя страницы новостей. Однако читать там было нечего. Крушения самолетов, поездов, пожары в жилых домах… он перешел к некрологам.

– Миссис Гримм. Горячая поклонница оперы, – прочитал он вслух. – Тилли Эббот. Коллекционер наперстков. О господи.

Сверху начали спускаться дочери. Они переругивались в прихожей, роняли книги, их транзисторы играли свою песню каждый. Сквозь звучание электрических гитар пробивался гулкий и раскатистый барабанный бой.

– Питер Джейкобс, сорок четыре года, – прочитал Морган. – Сорок четыре! Разве можно умирать в таком возрасте?

– Девочки! – позвала Бонни. – Яйца стынут.

– Терпеть не могу, когда не сообщают, что их прикончило, – сказал ей Морган. – Даже «продолжительная болезнь» лучше, чем ничего. А тут вечно – неожиданно скончался

.

Он согнулся над столом, пропуская кого-то, бочком пробиравшегося позади него.

– Сорок четыре года! Конечно, неожиданно. Ты не думаешь, что это сердечный приступ? Или что?

– Не увлекался бы ты так некрологами, Морган, – сказала Бонни.

Ей пришлось повысить голос, потому что в кухню уже набились девочки. И все они говорили одновременно – о контрольной по истории, о мальчиках и снова о мальчиках, о мотоциклах, о баскетболе, кто у кого взял послушать пластинку и не вернул. О певце, который, по слухам, умер. (Кто-то из них заявил, что, если это правда, она и сама умрет.) Эми возилась с тостером. Двойняшки смешивали в блендере свой диетический напиток. Прилетевший невесть откуда учебник французского ударил Лиз по пояснице.

– Я здесь больше жить не могу, – сказала Лиз. – Ни минуты покоя. И все ко мне лезут. Ухожу.

Но не ушла, а налила себе чашку кофе и села рядом с Морганом.

– Господи боже, – обратилась она к Бонни, – что это у него на голове?

– Обращайся прямо ко мне, не тушуйся, – сказал дочери Морган. – Я, кстати, и ответ на твой вопрос знаю. Не надо стесняться.

– Он непременно должен красоваться в этих шляпах? Он их даже дома носит. Разве обязательно выглядеть таким чудиком?