Владимир Александрович Андреев

Моря и годы

_{Рассказы о былом}

Даешь флот!

По путевке комсомола

Тысяча девятьсот двадцать второй год… Год первых комсомольских мобилизаций на морскую, службу.

В октябре V Всероссийский съезд РКСМ принял шефство над Красным Флотом. Помню плакаты на московских заборах: «Готовь защиту против морских разбойников капитала! Укрепляй Красный флот!»

Райкомы комсомола буквально ломились от напора желающих откликнуться на этот призыв.

Когда мы с моим другом Колей Овчинниковым оказались на пороге комнаты секретаря Хамовнического райкома комсомола, он сказал:

— Братцы, опоздали! Путевок на корабли нет. — И, увидев, как мы обескуражены, добавил: — Остались две путевки в Военно-морское подготовительное училище. Хотите? Подумайте и завтра утречком заходите.

Наутро явились, когда в райкоме только отпирали двери.

— Как? Надумали?.. — такими словами встретил нас секретарь райкома. Ну, хорошо, что твердо решили пойти на флот! Это ответственное комсомольское поручение.

Когда получили путевки, от радости ног под собою не чуяли.

Райком устроил в рабочем клубе проводы. Выслушав строгие слова комсомольских наказов, мы дали честное комсомольское, не жалея сил, восстанавливать флот Республики, службу нести образцово.

24 декабря в Лефортовских казармах гремели песни о море и моряках. Чаще других — «Ты, моряк, красивый сам собою, тебе от роду двадцать лет…» Каждому из нас казалось — песня о нем.

В этот день в нарушение всяких уставов нам выдали бескозырки (правда, без ленточек), и мы впервые почувствовали, что уже принадлежим к великому морскому братству.

В тот день мороз был градусов под двадцать, а мы, одетые кто во что — в телогрейки, пальто, куртки, — но все в новеньких бескозырках, стояли на Красной площади и совсем не чувствовали холода. Нам казалось, что провожать нас вышла вся Москва.

Митинг. Скупые, суровые слова ораторов западали в память:

— Мобилизация на Красный Флот для членов РКСМ не только праздник! Это испытание на революционную зрелость…

— Вы должны оправдать доверие Московского Комитета РКСМ! От вас зависит окончательное возрождение боевой мощи морских сил Советской России!

— Вы должны быть готовы к тому, чтобы отбить все попытки мировых хищников поработить первое рабоче-крестьянское государство!

Перед Кремлевской стеной, почти в том месте, где ныне Мавзолей Ленина, мы дали клятву, дали честное комсомольское слово стать настоящими моряками.

Мы шагали по мостовой, и над нашей колонной во всю мощь гремела песня. До самой Каланчевской площади играл неутомимый оркестр. На улицах было много народу. Нас провожали добрыми улыбками.

По расписанию наш эшелон должен был «домчаться» до Петрограда за двое суток. Теплушки с предупреждающей о грузоподъемности надписью «1000 пудов. 40 человек. 8 лошадей» здорово бросало на стыках рельсов. В каждом вагоне ехало по 40 комсомольцев-добровольцев. Ребята топили печурку, курили цигарки и от избытка чувств пели песни. Неярко горела свеча в фонаре, отбрасывая на стены большие дрожащие тени.

Хорошо мечталось в пути: какое оно, море, какие там корабли?.. Многие из нас, среди них и я, не видели ни того, ни другого.

Поезд остановился. Страшно хотелось пить: воды не было, а мы наелись воблы, которая в то время частенько заменяла нам и хлеб и мясо. Володя Перелыгин, Коля Овчинников и я, надев бескозырки, отправились с ведром на разведку. Подошли к паровозу и, открыв краник в тендере, стали цедить воду. Машинист было рассердился, но, увидев наши бескозырки, сразу подобрел, хотя и удивился:

— А это по какому праву?..

Он знал, что везет новобранцев, а им форма не положена.

— Нам дали! — ответил Володя Перелыгин. — Потому что мы комсомольцы-добровольцы.

Тогда машинист, улыбнувшись, пригласил нас в паровозную будку и разрешил набрать воды, Встреча оказалась символической. Машинист был из бывших моряков и служил не где-нибудь, а на «Авроре»…

Расчувствовавшись, он начал рассказывать о своей морской службе, о том, как скучает по ней. Пока стояли перед семафором, полтендера воды как не бывало — следом за нами из всех теплушек выскочили ребята и набрали по нескольку ведер воды.

Пришлось мне, как знакомому с железнодорожными премудростями (раньше работал на железной дороге), отцеплять паровоз и вместе с бригадой ехать к водонапорной колонке.

— Эх, жаль, ребята, перегон мой не до Петрограда, — сетовал машинист. Увидите «Аврору» — поклонитесь от меня…

Петроград встретил нас теплой, совсем не декабрьской погодой, веселым маршем оркестра и почетным караулом военных моряков.

Мы шли по раскисшему снегу Невского. Державшиеся на мыле «стрелки» моего клеша, сшитого из старой шинели, не выдержали, размокли, брючины стали как юбки. Мой бравый вид сохранялся только благодаря видавшей виды, с большими проплешинами, кожаной куртке, купленной еще давно, на первую получку.