Читаем Моряк в седле полностью

Гости знали, что утренние часы отведены для работы, и в это время соблюдали тишину. Ровно в час, после восьмичасового рабочего дня, Джек «выползал» на заднюю веранду, взлохмаченный, в распахнутой на груди белой рубашке, с косо сидящим на лбу зеленым козырьком, с папиросой в зубах и пачкой бумаг в руке. «Здорово, граждане!» – восклицал он с широкой усмешкой и тут же все заполнял собою, своей неотразимой теплотой, своим милым, чистым, мальчишеским обаянием, своей неистребимой жизненной силой и заразительной общительностью. Его появление означало, что сейчас пойдет потеха на весь день.

Начинался завтрак, который мог затянуться и на два часа, если завязалась интересная беседа или подвернулся забавный объект для дружеских шуток. Затем во двор, расположенный между домом и амбаром, выводили верховых лошадей, компания рассаживалась верхом и вслед за Джеком направлялась к вершине горы Сонома, а там – вдоль гребня горной цепи, откуда открывался вид на бухту Сан-Франциско. Если день был со лнечный, кавалькада вслед за хозяином галопом мчалась к озеру, устроенному для орошения; раньше это был пруд, питавшийся родниками, и Джек построил на нем каменную плотину. Здесь, в купальне, сложенной из свежерубленных бревен, все переодевались в купальные костюмы, плавали, катались на боевых каноэ, привезенных с Южных морей, загорали на пристани, играли в чехарду, устраивали турниры всадников, занимались боксом и индейской борьбой, переворачивали лодки гостей, катавшихся по озеру в городских костюмах. В сумерки Джек во главе отряда ехал через лес, где росли секвойи, ели и земляничные деревья, на тропу, проходящую мимо Дома Волка. Там гости спешивались, и он водил их среди строительных лесов, рассказывая, что это будет за красота, его Дом Волка, с гордостью обращая их внимание на безукоризненное качество каменной кладки и объясняя, что ему не нужно – страховать дом на случай пожара: трубы будут покрыты асбестом, деревянные конструкции – огнеупорной краской, стены – каменные, крыша – черепичная. Такому дому не страшен огонь.

Возвратившись на ранчо, переодевались, знакомились с вновь прибывшими, плотно обедали и заводили политические и философские споры.

Любимым развлечением Джека были карты, и вскоре все уже играли в «красную собаку» или «педро» по двадцать пять центов с носа. Джек попрежнему придумывал всевозможные шутки, одну смешнее другой. Когда на ранчо приезжал кто-нибудь из анархистов, вроде Эммы Гоулдман, он клал на обеденный прибор книгу с заглавием «Громкий шум», напечатанным большими буквами на переплете. Стоило ничего не подозревающему анархисту открыть книгу, как она взрывалась у него в руках; внутри была спрятана хлопушка. Анархист цепенел от ужаса, а Джек, воспользовавшись моментом, разъяснял: «Вот видите, вам никогда не подчинить мир силой, даже если бы и представился случай – куда уж вам!» Стакан с дырочкой сбоку был припасен для скромного и незначительного гостя, который бывал до такой степени потрясен – он на самом деле сидит за столом рядом с великим Лондоном, – что боялся дохнуть от волнения, а уж о еде не помышлял и подавно.

Норвежский скульптор, он же моряк, Финн Фролих, произведенный Джеком в сан придворного скульптора и шута – норвежец был наделен способностью разражаться оглушительным хохотом, нечеловеческим, громоподобным, – рассказывает: «Приехал я на ранчо и вижу: ба, да тут все резвятся, как дети, потешаются друг над другом, заводят самые что ни есть веселые игры. А когда разыгрывали Джека, он смеялся громче всех».

Большим успехом пользовалась такая забава человека ставили к дверям в сто твой – будто бы измерить рост, а в это время за дверью кто-то бил деревянным молотком как раз в го место, куда у бедняги приходилась голова. Но больше всего смеха вызывала другая проделка: в комнате гостя в полу просверливались дырки, сквозь них пропускали веревку и оплетали ею ножки кровати. Когда гость засыпал, шутники принимались тянуть за веревку и что есть силы раскачивать кровать, а гость с криком «Караул!

Землетрясение!» пулей выскакивал в ночной рубашке во двор. В шутке под названием «Шлеп-стоп» нового гостя усаживали на землю с раздвинутыми ногами и лили перед ним воду, а он должен был, шлепая руками по грязи, лепить плотину, чтоб ее остановить. Когда воды набиралось достаточно и строитель развивал бешеную деятельность, чтобы не прорвало плотину, его хватали за ноги, дергали вперед, и он шлепался в лужу собственного изготовления. «Джек? Просто большое дитя, – говорит соседка из долины Сонома Керри Берлингейм. – Что бы он ни делал – непременно на полную мощность, даже отдыхал и веселился». Ради шутки и смеха он был готов зайти далеко. Как-то вечером госги пронюхали, что на Соломоновых островах он ел сырую рыбу. Тогда Джек предложил тянуть жребий: тот, кому попадется самая младшая карта в колоде, глотает живьем… ну, хотя бы золотую рыбку из аквариума, стоящего посреди стола. Все согласились.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное