Морковку нож не берет

Антон Антонович. Что-то не открывается без... отдергунчика...

Григорий Васильевич. Я ее вилкой подцеплю.

Антон Антонович. Отвык.

Григорий Васильевич. Не знаю, не знаю. Лично я, когда написано, верю обычно. Вот у нас в аптеке написано: «Осторожно, витрина бьет током». Я и не трогаю.

Антон Антонович. Вы мне много не наливайте.

Григорий Васильевич. Поровну. Ну что? За дона Педро.

Антон Антонович. За молодых.

Крякают.

Григорий Васильевич. А чего? Ничего.

Антон Антонович. По-моему, тоже ничего.

Григорий Васильевич. По-моему, вполне... Покупайте, покупайте, хорошая.

Антон Антонович. Дорогая, правда. Но, с другой стороны, подарок и должен быть дорогим.

Григорий Васильевич. Сейчас все дорожает.

Антон Антонович. А помните, подешевела. «Андроповка».

Григорий Васильевич. «Пляшущие человечки»...

Антон Антонович. Как?

Григорий Васильевич. Ну... Там буковки на этикетке были одна ниже, другая выше... «Пляшущие человечки» называлось.

Антон Антонович. А у нас «Коленчатый вал».

Григорий Васильевич

. И «Коленчатый вал» тоже. А еще «Попрыгунья». Четыре двенадцать. Или не четыре двенадцать? Что-то уже путать стал...

Антон Антонович. Нет, я те цены позабыл основательно.

Григорий Васильевич. Ну три шестьдесят две, помните, наверное?

Антон Антонович. Да, это, конечно. Три шестьдесят две. А еще раньше рубь сорок девять, «маленькая».

Григорий Васильевич. Два восемьдесят семь — большая. «Московская».

Антон Антонович. Три ноль семь. «Столичная»... Помните?

Григорий Васильевич. Три ноль семь... Боялись повышать...

Антон Антонович. Еще бы... Попробуй повысь. Вон повысили, и тут же на носки понижается...

Григорий Васильевич. Не помню такого.

Антон Антонович. Было, было. Еще шутили: «Чтоб не умерли с тоски, дешевеют пусть носки».

Григорий Васильевич. Никогда не дешевели.

Антон Антонович. Мне когда язву резали, я с доктором разговаривал. Он в Павловске жил, а рядом ткацкая фабрика. Так носки им прямо по квартирам разносили. Пятьдесят копеек носок. Рубль пара. Он сразу на месяц купит: раз надел и выбросил, два надел и выбросил...

Григорий Васильевич. Это верно. Я-то, в общем-то, уважаю в принципе. Горькая, она и есть горькая... А вот Лариса моя не очень любила. Ей вкус подавай. Она больше наливочку. Мы с ней на лыжах катались, в Лемболово, у тетки ее, замерзли... устали, еле до дома дотащились. Тетка-то нам и поставила. С огурчиком соленым. Да еще печь натоплена. Вот тогда она и сказала, что вкусно... Понравилось...

Антон Антонович. Что-то горит. Резиной пахнет... горелой.

Григорий Васильевич. Я ж говорил, он вулканизировать шины начнет. Поужинал и вулканизирует.

Антон Антонович. Как вы терпите? Надо запретить ему. Он же травит вас.

Григорий Васильевич. А ну, связываться. Если б он у меня на кухне вулканизировал. А то он у себя. Предприниматель...

Антон Антонович. И дырку заделали бы.

Григорий Васильевич. Руки не доходят. Вон большая какая...

Антон Антонович. Я посмотрю.

Григорий Васильевич. Я б запретил, да он не послушается.

Антон Антонович

. Она не сквозная.

Григорий Васильевич. Там у трубы щель.

Антон Антонович. Ведро цемента... Даже полведерка... По-моему, ничего, хорошая водочка.

Григорий Васильевич. Дону Педро обязательно понравится. Только вы напрасно руку туда засунули. Сейчас вас кто-нибудь за руку цап!

Антон Антонович. Эге. Что-то нашел. Что-то кругленькое.

Григорий Васильевич. Я еще наливаю. Вставайте. Вставайте...

Антон Антонович. Что это, Григорий Васильевич? Что-то стеклянное...

Григорий Васильевич. Ну-ка, ну-ка...

Антон Антонович. Шарик... что ли...

Григорий Васильевич. Мать честная! Да это Лариски моей, покойницы!.. Во находочка. Мы ж тогда все обыскали, я и в дырку заглядывал... а как же? И нигде! Как корова слизнула!.. Ну, Лариса Федотовна, восемь лет тебя нет, а ты вон как о себе напомнила... Надо же. И ведь, главное, вспоминал только что... ведь только что... как на лыжах катались... а она сама знак подает... Нашелся.

Антон Антонович. Что это?

Григорий Васильевич. Глаз. У нее глаз был стеклянный.

Антон Антонович. Фу, фу...