Морок

— Ты бы мне это рассказал несколько дней назад, я б не поверил ни за что…, - протянул Иннокентий. — Но теперь я точно знаю, что-то такое есть во мне. Моя очередь, стало быть, рассказывать, только ты, дядь, особо не рассчитывай, что меня поймаешь…

— Эх, малец, то, что в тебе что-то есть, я и без тебя знаю, вот из-за тебя и со мной что-то не то творится который день… Я вон сегодня запел даже…

Лея попробовала фыркнуть, но вместо увесистого презрения вышло писклявое «пю-ю», что рассмешило всю компанию.

— Ну вас!

— Ну так я скажу все же, пожалуй. Так я, как с тобой спелся, так мне все что-то не так, вроде, как и прежде все, а все не так. Ну вот тебе пример. Никого в жизни не жалел. Знаю, что маги — зло это, все беды от них. А вот тебя пожалел. Ну, кто его знает, глянулся мне малец или что там на старости лет бывает, все старики слезливы, ну, думаю, мой черед настал… Ан нет. Дело не только в этом. Я вам одно скажу, вы-то никому не скажете, а я в себе носить тоже больше не могу. Вот с тех пор, как с тобой по болотам якшался, мне сны дивные видеться стали, вроде и сны, вроде, и не сны вовсе. Тут я не мастак говорить. Одно дело — мать я свою припомнил. Да только вот не пойму, то ли правда она такая была, то ли это так мне голову закрутило, что кажется правдой. В общем вспомнил я вот что: мать моя колдуньей была. Вот даже иной раз забудусь, от дел отвлекусь, а ее заклинания в башке так и торчат, тут как тут. И вот я тебя-то спросить хочу: это сила в тебе какая, головы чтоб морочить, или я правда как будто что-то вспоминать начал?

— Сила у него! — не выдержала Лея. — Так и называется — морок.

Оба мужчины обернулись на нее.

— Да-да, именно так. Кеша — маг. С тех пор как тебя украли, а мама твоя ко мне пришла и спрашивает, мол, ты Иннокентия любишь? Я говорю, мол, люблю. А она глазами так сверкает и шепотом: «А жизнь за него отдашь?» Спрашивает меня. А я? «Конечно, — говорю, — отдам». Это вот вы все думаете, что, если человек родился бабой, то ему в правую руку горсть заколок надо насыпать, а в левую — мужика, чтоб она в него желчью могла плевать. А баба — человек сложный. Только вот вы понять этого не можете!

— Ну а что ж в бабе сложного-то? — засмеялся Казимир.

— Ну как это что? Ну все ведь сложное! Ай, да что с тобой это размусоливать, ты ведь все равно не поймешь. — отмахнулась Лея. — Так вот, мама твоя мне тогда и рассказала, что ты сын известной колдуньи в Краю, которую уничтожила королева. А бабка твоя за то королеве отомстила, дочку ее страхолюдиной такой сделала, что та мимо зеркала, не переблевавшись, пройти не может. Поначалу даже в королевстве зеркала попрятали, так принцесса у пруда болтаться любила, раз на себя глянула, потом месяц икала. Так-то бабка твоя, Кеш, отомстила за мать твою. А сама во дворце с принцессой осталась, чтоб та не смогла никак себе красоту вернуть. А тебя деду отдала, сказала, мол, вези старый подальше от дворца, найди кормилицу, которая его примет, золота много дала, и вот твоя матушка в нашей деревне согласилась тебя от всего укрывать и воспитывать. Только уговор был такой — тебя так воспитать, чтоб ты ни сном ни духом не знал о волшебстве…

— О как! Ну вот бабку-то я видел, а дед где?

— А дед где, я не знаю. Это не важно. Важно, что матушка твоя дала мне записку к королеве, чтобы я ей отдала, а королева бы тебя приняла. Ну вот тут я не совсем поняла, что и почему, но суть такая, что какой-то час пробил, и теперь пора…

— Да-а… Мне бабка тоже сказала, что мне надо книгу взять и прийти к королеве…

— Так вот, — настаивала Лея. — Я одна, совсем одна пошла…

И Лея рассказала о всех своих злоключениях по дороге во дворец, о гадком нраве страшной королевы, о похабных солдатах и мерзком старике, который внимательно теперь ее слушал. Было уже за полночь, как девушка закончила рассказ о собственном героическом походе, пересыпанный поучениями и выводами о том, что баба — человек воистину и сложный, и бесстрашный…

* * *

Утро было таким же хмурым, как и вечер. Несмотря на усталость, все обитатели избы спали плохо, думы одолевали каждого, и думы эти были совсем не веселые. За долгое время комфортного пребывания в маленьком, скрытом от посторонних мирке, маги расслабились и полюбили свою жизнь, жизнь дикого медведя, который однажды был пойман и теперь на веревке мотался с балаганом по городам и весям на потеху публике, привыкшего есть по расписанию, и больше всего на свете боящийся своей свободы.