Морок

— За что ж так, Аксиньюшка? Или нужда какая тебя мучает? Голодала? Дети малые?

— Ненавижу просто…

Язык молотил, совершенно не слыша увещеваний самой кухарки. Болтал невесть что, помимо ее воли.

Аксинья рыдала, затягивая петлю на своей толстой шее. Рыдала, забираясь на тяжелый дубовый стол, в который совсем недавно вцепилась, чтобы избежать встречи с сероглазым. Всхлипывала, расправляя передник и приглаживая волосы, стоя на столе, а язык все болтал и болтал, и совсем не то, что хотелось. Ужас от обвинений, которые распространяла она сама на себя, бился, раздирал до крови уши…

— Скорей бы это все кончилось, — подумала Аксинья и шагнула вперед.

* * *

— Говори же, говори со мной скорее, — горячо шептала королева флейтисту.

— Моя королева, но прежде расскажите мне, почему вы выбили чашку из моих рук?

— Ты смеешь перечить мне? Ты?!

Флейтист опешил. Он знал, что королева капризна, но раньше это никак не относилось и не касалось его лично. В такой же близости прихоти Евтельмины становились попросту опасны.

Флейтист оглянулся, королева, однажды уже пережившая его побег, не стала дожидаться, пока он тронется с места, схватив его за локоть. Длинные крепкие пальцы сильно впились в его руку.

— Послушай, мальчик, не знаю, каким чудом у тебя это получилось, но однажды я рассказала тебе все, что можно и нельзя, то, что не рассказывала никому до этого. Теперь твоя очередь рассказать, что это за чудесный дар у тебя — выпытывать секреты души, и что ты знаешь о том, кого я жду. Если твоя искренность будет хороша и понравится мне, ты останешься жить. Иначе — не сносить тебе головы! Говори!

— Ну, я даже не знаю, с чего начать? С дара или с того, кто вам нужен?..

— Ага-а! — радостно взвизгнула королева. — Ага-а! Значит дар все-таки есть!

Королева потрясала руками, обращаясь то ли к небесам, то ли к изразцам по верху печи, одно было ясно совершенно точно: она ликовала. Флейтист, да и не только он, а и сама королева, впервые наблюдала себя такой.

— Столько лет! Столько лет мучений и поисков! Я знала! Я знала, что это возможно! Столько лет, по всему Краю, а он здесь, под боком, — хохотала Евтельмина.

— Да кто он, моя королева?!

— Кто? Кто — он? Человек, знающий магическое искусство! Имеющий дар! Который может со мной говорить…

— Зачем же он вам?..

— Я, — заговорила королева, понижая голос до шепота. — Я хочу возродить магию в Краю. Да-да-да!

— Но ведь проклятие…

— Я бездетна, мальчик, во всяком случае, детей у меня нет, проклятие меня не страшит, — резко ответила она.

— Моя королева, добрая половина дворца — маги…

— Что? Что ты говоришь?..

— Я говорю, — как будто издеваясь, продолжил флейтист. — Что во дворце магов больше, чем во всем Крае…

— Но почему сейчас? — растерялась королева. — Почему ты говоришь мне это только сейчас?

— Потому что раньше было нельзя…

— Но почему?

— Рогнеда, государыня… Ваша матушка убила ее дочь…

— И что? Но причем здесь я?

— Ваша матушка убила дочь Рогнеды, Рогнеда наказала за это дочь вашей матушки, то есть вас…

— Постой, о какой Рогнеде речь? Может быть, во дворце есть две Рогнеды?..

— Нет, моя королева, та самая Рогнеда, именно та самая ваша нянька, о которой вы так нежно заботились…

Королева как-то резко сникла, взмахнула белыми длинными руками, и осела, как будто птица, подстреленная на взлете.

— Ты можешь идти, мой мальчик. Иди и будь счастлив…

— Как?..

— Иди, иди скорее отсюда, иначе я решу, что ты во всем виноват и велю тебя казнить…

— За что? За что, моя королева? Никуда я не пойду. Казните, пожалуйста, сколько угодно. Собирайте кару на свою душу. Сколько угодно. А если вы остынете и повремените с казнью, я вам кое-что еще расскажу…

— Ну что? Что ты можешь мне рассказать? Ты думаешь, я ничего не понимаю? Почему я такая уродливая, думаешь, я не понимаю? Я только одно не понимаю, если все кругом маги, почему не действует проклятие?..

— Действует, моя королева… Действует… — флейтист кивком головы указал на зеркало.

Королева догадалась, что ее уродство и есть прямое следствие действия магии, и ее бездетность…

— И вот это всё, всё вот это… — зарыдала королева. — Вот всё это и есть действие указа? На мне? Но причем здесь я? Почему?

— Моя королева…

— Нет, скажи! Скажи мне, причем тут я?! Разве я не заботилась об этой мерзкой старухе, как о родной? Разве я виновата в смерти ее дочери?

— Моя королева…

— Нет! Нет! Вон! Все вон!

* * *

Георгий торопился, путь был неблизким, а его старый приятель куда-то делся. Приходилось все делать самому. Как бы хорошо было, кабы он не боялся лошадей, быстро бы туда-сюда обернулся. Но страх, поселившийся с детства, когда гнедая отца вынесла ему половину челюсти, едва задев копытом, не позволял ему никогда больше чем на расстояние двадцати шагов приближаться к лошади.