Что-то внутри, казалось, грызёт Богдана. Что-то было не так, что-то подсказывало, что идти надо не к Вениамину, а в свою комнату, что надо бы остыть и подумать. Но обида за то, что его обозвали, не стихала, обида требовала мести!
Королева рыдала взаперти два часа. И оба часа безутешно.
В конце концов, дальше так продолжаться не могло. Необходимо было принять какое-нибудь решение. Неважно, насколько оно будет продуманным, главное — нужно было действовать. Хотя бы взять и казнить флейтиста. Или лекаря? Потому что, а зачем он его спас? Кто его просил?
Да, оставалось только небольшое недоразумение. Вопрос о справедливости казнь не решала. Для чего Евтельмина столько лет мучилась почем зря, а эти мерзкие маги кушали с ее стола и на её же стол ей и гадили. Она столько лет страдала, а они возьмут и вот так просто умрут? Чик — и всё? Ну уж нет.
Тут надо было что-то придумать. Что-нибудь такое… И в эту минуту Евтельмина впервые, пожалуй, за всю жизнь ощутила приступ сентиментальной любви к своей бабке, Клариссе Мудрой, той самой, которую она презирала и ненавидела всю жизнь, считая, что так поступать с магами было нельзя. Можно! Еще как можно, и нужно!
Вихрем Евтельмина ворвалась в обеденную залу и радостно улюлюкая, подобно самому пошлому дорожному разбойнику, схватила со стола тяжелые подсвечники и один за другим принялась метать их в любимый витраж.
«Какой позор!» — подумала про себя королева, радостно запуская в витраж башмачок.
Постепенно перекидав все доступные тяжелые вещи в окно и не добившись желаемого результата, королева устала и выдохлась.
Теперь она сидела прямо на полу и тяжело дышала. На злость сил не хватало.
Витраж стоял, как и раньше, Светозара на нем по-прежнему воздевала руки к небу, но теперь не в мольбе, а как будто обращаясь к высшим силам, чтобы те посмотрели на недостойное поведение королевы.
— Ну жалуйся-жалуйся, — погрозила Евтельмина ей кулаком.
Настроение королевы улучшилось, и она велела подавать к ужину.
Пока Евтельмина, в одном башмаке, прихрамывая, торопилась в собственные покои, её догнала жена лекаря:
— Моя королева, — тяжело дышала ей в подбородок низенькая услужливая толстуха. — Женщина, которую мы сегодня нашли на улице…
— И что? — нетерпеливо прервала её Евтельмина.
— Ничего-ничего, моя королева, — опешила жена лекаря, торопясь убраться, интуитивно чувствуя, что единственное, чем её сейчас удостоят, так это затрещиной.
— Стоять! — выкрикнула Евтельмина.
Толстуха присела ещё ниже на своих пухленьких толстых ножках и говорила теперь даже не с подбородком королевы, а с областью пупка.
— Мой муж, лекарь, послал уведомить, что женщина жива…
— Мне-то какая разница? Она моя родственница что ли?
— Нет!
Королева медленно огляделась в поисках какого-нибудь тяжелого предмета, чтобы запустить им в назойливую потеющую фрейлину, болтающую с ее юбкой.
— Как вы мне все надоели!
— Она не родственница, но она знает…
— Где сидит фазан? — устало зевнула королева.
— Нет, — растерялась лекарская жена. — Это вряд ли. Впрочем, если вы велите, я тотчас узнаю… Она знает, где тот, кого вы ждёте.
— А я кого-то жду? — уточнила королева, приподнимая брови.
— Ну, флейтист говорит, что да…
— Помилуйте, флейтист знает, кого я жду, женщина знает, где те, кого знает флейтист. Может, вы без меня там сами как-то? Все вы знаете, кроме меня.
— Ну, — засмущалась жена лекаря, польщенная похвалой и не замечая сарказма.
— Знаешь, что, милая. Мы поступим вот как, — заявила королева, все больше распаляясь. — Я прямо вот сейчас разгоню всех советников, и назначу вас, тебя и всех тех, кто там всё знает. А руководить делами Края вы будете прямо из земли! Недолго, но громко!
— Не поняла, моя королева….
— Живьём! Закопаю!
Толстушка бросилась бежать прочь от королевы, но, запутавшись в собственных ногах, неподалёку рухнула с оглушительным треском.
— Ну что за мода пошла? — недовольно возмущалась королева. — Что это такое? Подойдут, а потом отойдут и обязательно падают. Что за люди!
Королева устало глядела, как невдалеке барахтается на спине, как майский жук, придворная дама. Как, перевернувшись, она отползает в сторону лабораторий. Ей хотелось подойти поближе и решительно пнуть это тело, да побольнее. Но королева была хорошо воспитанна…
И в то же время какая-то невыносимая жалость к людям, лишённым магических способностей, таким людям, как она сама, охватила её. Наблюдая лекарскую жену, она и себя видела так же беспомощно борющейся с обстоятельствами. Да, маги были хитры и коварны, мстительны и злы. В этом она убедилась на примере собственной жизни. Но без их помощи человечки так и будут цепляться за жизнь, как толстушка, за пол, пытаясь хоть немного, хоть чуть-чуть избежать того града неприятностей, который со всею щедростью сыплет на них судьба.
Евтельмина подошла и помогла встать женщине.
— Скажи мне, несчастная, ведь ты не обладаешь никакими магическими талантами?
— Что вы?! Что вы, моя королева! — засуетилась толстушка.
— Ну, в общем-то, я так и знала. А муж?
— Нет! Нет! И нет!
— Ты и твой муж у меня. Сейчас же! И никому ни слова! Ну, что стоишь? Бегом!