— Меня маги спрашивали, какой у меня дар. А я сказал, что не знаю. А вот сейчас я вроде бы и должен знать, но я все равно не знаю. Какой у меня дар, Аксиньюшка?
— Это так в двух словах не объяснишь, — отозвалась она. — Это я тебе долго могу объяснять, а всё равно никто не поймёт ничего. Тут тебе легче объяснить, кто тебе отец, кто мать.
— Так не ты разве?
Миролюб, во все время продолжавшегося магического опыта, не проронивший ни звука, наконец будто ожил и заговорил:
— Ну, ты же помнишь, было пророчество «В конце концов их станет двое, но лишь один из них ей сын». Если под «ей» подразумевается Светозара, то сын её я. А про тебя, если ты сам внимательно слушал то, что повторял сегодня, то есть слова твоей бабки, то ты внук Рогнеды. Но, если немножко пофантазировать, то можно додуматься, что внук Рогнеды и сын Светозары — это вовсе не одно и то же.
— Вон как? Это как это? — не переставая вперять взор в стену, наигранно изумился Иннокентий.
— Ну, к примеру, если у Рогнеды было двое детей, то я сын Светозары, а ты сын второго ребёнка своей бабки. Оба мы ей приходимся в этом случае внуками. Правильно?
— Как бы всё гладко. А что ж, Аксинья, сколько детей было у Рогнеды?
— Один был ребенок у Рогнеды, дочка была, это я…
— Ну что, Миролюб, что теперь? По-прежнему только ты можешь быть сыном Светозары? — Иннокентий наконец-то оторвался от стены и нахально уставился на товарища.
Каморку накрыло общее молчание. Аксинья как будто пару раз набирала в грудь побольше воздуха, порываясь высказать что-то, однако столько же раз откладывала, не решалась.
Через некоторое время Аксинья отважилась открыть то, что столько лет было тайной:
— Будияр. У нее был муж Будияр.
— У кого, матушка? — спросил Иннокентий.
Миролюб тут же гневно взглянул на него и встал между ним и Аксиньей. Иннокентий хмыкнул, дёрнул плечами и отвернулся. Миролюб протянул руку к нему, пытаясь удержать от вражды, но юноша лишь поспешно и нервно сбросил его руку.
— Если ты думаешь, что сможешь отобрать у меня то, что я так долго искал, ты ошибаешься! — гневно сверкнув глазами, бросил ему в лицо Иннокентий. — Ты, старик, куда тебе, ты мне в отцы годишься. В это я ещё охотно поверю, но Аксинья — моя мать, не твоя, ты слишком стар для неё! Слишком стар, запомни! Поди прочь, пока я не…
— Вылитый дед, — оседая на кровать зашептала Аксинья. — Вылитый твой дед, Будияр!
Оба мага обернулись на неё, раскрыв рты.
— Что это значит?
— Значит, что дед твой, Будияр, такой же был. Ты весь в него.
— А я? — обиженно спросил Миролюб.
— Слушай, Миролюб, без обид, но ты слишком стар, чтобы хотеть, чтобы у тебя вдруг нашлись мама и дедушка, и бабушка. Ну тебе своих уже пора внуков иметь. А ты всё, как маленький.
— Я не старый, — печально вздохнул Миролюб, — я твой ровесник, ну, может, годом только постарше или двумя…
— Врёшь! — изумился Иннокентий.
— Давай дослушаем?
Иннокентий вместо ответа закатил глаза, но дал согласие.
— Твой дед Будияр. Хорош был. И Рогнеда первая была по красоте. Только Будияр черный был, борода как воронье крыло, губы красные как цвет заката, кожа белая, как снег. Глаза только были детские, голубые, как цветы-васильки. Да только и те почернели. Но это потом, а сначала глаза были, как у невинных, идущих на смерть, пронзительно-голубые. И Рогнеда была хороша… Волосы цвета каштана, зеленые глаза с хитрыми искрами… Оба красивые были, только очень разные, и не скажешь, что брат с сестрой…
— А что случилось? — не желая признавать страшную догадку, наивно спросил Иннокентий.
— Что случилось? — горько усмехнувшись, переспросила Аксинья. — Глаза потемнели. Как дело они это совершили. Так и потемнели, навсегда, чёрные стали, как небо безлунное ночью, не глаза, а дыры стали у Будияра, чёрные бездонные дыры стали, а не глаза.
— Какой позор! — зашипел Иннокентий. — Понимаю, почему меня отдали чужим людям. Мало того, что я рожден в позоре, от меня ещё и поспешили избавиться. Будьте прокля…
— Стой! — Аксинья закрыла ему рот ладонью, чтобы тот не успел договорить проклятия. — Погоди! Это ещё был не ты, а твой отец… Если б это был ты, мы были бы ровесники, как думаешь?
Иннокентий закивал, давая понять, что успокоился и дослушает историю до конца.
— Рогнеда разрешилась прекрасным ребенком с васильковыми глазами. Скрыть отца было нельзя. Таких глаз больше не было ни у кого.
— Нет! — вырвалось у Иннокентия. — Скажи, что они его отдали в дальние деревни?
— Нет, мой мальчик. Свершилось то, что свершилось. Таких глаз не спрячешь.
— Они могли бы его ослепить! — подсказал юноша.
Аксинья молча покачала головой.
— Они убили его, мой хороший…
— Но, если это был мой отец, значит, я не должен был появиться на свет!