— В общем, похоже, что ее первые хозяева были рыбами.
— Как — рыбами?
— Буквально! То есть они походили на рыб. Или на лягушек? Толстые губы, широкие рты, чешуйчатая кожа, выпученные глаза — все как положено. Как выразился отец Николлс, «ихтическая внешность».
— Погоди-ка, — сказал я, видя, что его возбуждение вновь нарастает. — Прежде всего, кого ты называешь «первыми владельцами»? Тех, кто построил ферму?
— Ну конечно, нет! — он усмехнулся; потом взял меня за локоть, ввел в библиотеку и подвел к столу. Мы сели. — Никто не знает, кто и когда построил эту ферму, памяти о них не осталось. Если какие-нибудь записи об этом и существовали, то они давно утрачены. Господи, да этот дом легко может восходить к римским временам! Вполне может оказаться, что его построили в одно время с Валом — а может быть, и раньше. По крайней мере, в последние четыреста пятьдесят лет он регулярно присутствует на всех местных картах. Так что я говорю не о строителях, а о той первой семье, чье имя появляется в архивах. Около двухсот с лишним лет назад.
— И они, эти люди, — тут я невольно нахмурился, — странно выглядели?
— Точно! И не только выглядели. Дело, наверное, было в каких-нибудь рецессивных генах, результате частых внутрисемейных браков. Короче, местные их чурались — хотя «местных» в те дни, как ты понимаешь, было раз-два и обчелся. Тогда ведь ближе Хартлпула, Сандерленда, Дарема и Сигем Харбора ни города, ни деревни не было. Ну, разве что хутора какие — я не проверял. Короче, местность была дикая! И такой она оставалась до тех пор, пока не начали строить дороги. Потом уже появилась железная дорога, чтобы возить уголь с шахт, и так далее.
Я кивнул, чувствуя, как меня заражает энтузиазм Дэвида, как подхватывает меня его волна.
— И что же, те люди на ферме жили там из поколения в поколение?
— Не совсем, — ответил он. — Судя по всему, лет около ста пятидесяти тому назад в их обитании на ферме случилось зияние, пропуск; позднее, где-то во времена Гражданской войны в Америке, из Инсмута в Штатах приехала одна семья и купила ферму. Выглядели они точно так же, как и прежние обитатели; возможно даже, были с ними в родстве и вернулись в дом своих предков. Жили они фермой да тем, что давало море. Трудолюбивые, видно, были, но замкнутые и нелюдимые. Фамилия их была Уэйт. К тому времени легенда о привидениях уже крепко устоялась в местном фольклоре. Судя по всему, их было двое.
— Да?
Он кивнул.
— Одно — огромная фигура, встающая, словно столб дыма, из туманов кеттлторпских болот, ее видели путешественники, направляясь в каретах по старой дороге, и рыбаки, возвращавшиеся в Харден по тропе среди скал. И вот что интересно: если поглядеть на карту местности, как это сделал я, становится заметно, что ферма лежит в низине между старой дорогой и утесами. А значит, все, увиденное с одного из этих двух наблюдательных пунктов, может исходить из самой фермы!
Рассказ Дэвида опять начал вызывать у меня беспокойство. Конечно, дело было не в словах, которые он произносил, а в той увлеченности, с которой он это делал.
— Похоже, ты досконально изучил вопрос, — заметил я. — Есть какая-то особая причина?
— Только моя ненасытная тяга к знанию, — ухмыльнулся он. — Ты же знаешь, для меня нет большей радости, чем идти по новому следу, а уж когда добыча настигнута и загнана в угол, то счастливее меня нет никого на свете. И потом, я, как-никак, живу на этой ферме! В общем, возвращаясь к гигантской призрачной фигуре: согласно легендам, это был полурыба-получеловек!
— Вроде русалки?
— Да. А теперь, — с видом победителя он извлек откуда-то сложенный в несколько раз листок пергамента из тех, которые подкладывают под копирку, и развернул его на столе, — та-ра! Что ты скажешь об этом?
Отпечаток занимал около девяти квадратных дюймов; изображение, как я и предполагал, перенесли на бумагу с медной или латунной пластины при помощи копирки. На рисунке была видна в основном антропоморфная фигура мужчины, который сидел на каменном стуле или высеченном в скале троне, а нижнюю часть его тела скрывал занавес из водорослей, поразительно похожих на наш глубинный келп. У существа были большие, слегка навыкате глаза; покатый лоб; на коже слоилась чешуя, как у рыб, а пальцы единственной видимой руки, сжимавшие короткий трезубец, были соединены перепонками. Размытое изображение на заднем плане сильно напоминало обломки какой-то циклопической субмарины.
— Нептун, — сказал я. — Или какой-нибудь другой морской бог. Где ты его взял?
— Скопировал, — сказал он, аккуратно сворачивая рисунок и убирая его в карман. — Пластинка с его изображением висит на притолоке двери одного из надворных строений в Кеттлторпе. — И тут он нахмурился, впервые за все время нашего разговора. — Странные люди, странный символ…
Мгновение он глядел на меня так странно, что у меня похолодела кровь в жилах, но тут его заразительная улыбка вернулась, и он сказал:
— И ужасно странная история, а?
Мы вместе вышли из библиотеки, и я проводил его до машины.