Мороз и ярость

Я натягиваю трусики, прекрасно осознавая, насколько более неловко их натягивать по сравнению с тем, как их снимал Атлас. Я влезаю в платье, но никак не могу застегнуть все застежки сама. Когда я поднимаю глаза, то обнаруживаю, что Атлас пристально смотрит на меня. Мне даже не нужно просить, и он уже передо мной. Его руки ложатся мне на плечи, он разворачивает меня и начинает умело застегивать крючки. Он перебрасывает мои волосы через плечо, и от его прикосновения по моей коже бегут мурашки. Черт бы его побрал.

— Ты говорил с Афродитой сегодня вечером? — Спрашиваю я, съеживаясь от того, как громко звучит мой голос в натянутой тишине комнаты. Как только сексуальный туман рассеялся в моем сознании, я вспомнила, как Афродита коснулась моей щеки.

Руки Атласа задерживаются у меня за спиной, а затем он снова принимается за застежки. — Да, говорил.

Я смотрю на книжную полку, искусно заставленную книгами и несколькими безделушками. Все книги посвящены Богам и мифологическим историям, но безделушки — это те вещи, которые мог бы коллекционировать ребенок: сосновая шишка, замысловато сложенная бумага в форме лебедя, маленькая фигурка Эйфелевой башни. Теперь я чувствую себя неловко из — за того, что мы вторглись в комнату какого — то ребенка. За исключением того, что нет никаких свидетельств того, что здесь сейчас кто — то живет. На самом деле, возникает отчетливое ощущение заброшенности, несмотря на то, что в комнате нет пыли.

— Она прикоснулась ко мне, и сразу после этого был… толчок, чтобы найти тебя. — Тон Атласа деловит, подтверждая, что он замкнулся и вернулся к работе, не обращая внимание на раздражающие эмоции.

Атлас заканчивает застегивать платье и отходит. Когда я оборачиваюсь, он пощипывает переносицу. Он опускает руку, когда я смотрю на него.

— Давай вернемся на вечеринку. — Атлас поправляет и застегивает пиджак, чтобы скрыть отсутствующие пуговицы на рубашке.

Конечно, это именно то, что я хочу сделать. Я поворачиваю голову, чтобы немного ослабить напряжение в плечах, но это ни черта не дает. Боги щелкают пальцем и играют жизнями людей без каких — либо последствий. Черт возьми, вот в чем суть Игр в двух словах. Но чтобы Афродита сделала это… зачем? Какой, блядь, в этом был смысл? Потому что она разозлилась, что ее чемпионка еще ничего не выиграла? Просто чтобы доказать, что она может?

— Пойдем. — Мои слова горчат во рту, а спина ноет. Я держу свою Фурию на крепком поводке, иначе мой секрет станет достоянием общественности. Это сделало бы эту ночь намного хуже.

Я зла на богов за их вмешательство, и я зла и слегка обижена холодным обращением Атласа. Хотя, почему я должна ожидать чего — то другого? Атлас мне не друг. Он соперник. Может быть, мы объединились, чтобы победить Гидру, и да, он помог мне, когда Престон и его засранцы — приятели выбили из меня все дерьмо, но это все.

Я пересекаю комнату быстрыми шагами и распахиваю дверь, но только для того, чтобы она снова захлопнулась. Рука Атласа лежит на поверхности, прямо над моей головой. Я наклоняю голову, чтобы видеть его лицо, но не хочу встречаться с ним взглядом. Это не значит, что я накачала его наркотиками или еще какой — то херней, так что я не знаю, почему он заставляет меня чувствовать, что это моя вина, но я зла на подтекст. Я стою там, ожидая, когда он скажет то, что хочет выплеснуть из своей груди. Он вдыхает, как будто собирается заговорить, но тишина затягивается. Я медленно поворачиваю голову обратно к двери, меня охватывает разочарование.

Атлас отступает назад, увеличивая расстояние между нашими телами, не говоря ни единого слова. Я сжимаю челюсти, давая ему еще секунду, чтобы заговорить. Когда в комнате воцаряется тишина, я распахиваю дверь и выхожу в коридор.

Я жду, когда Атлас возьмет инициативу в свои руки. Ранее моя голова была настолько погружена в похоть, что я понятия не имею, с какой стороны мы пришли, но он, кажется, знает, куда мы направляемся. Гребаная Афродита, кусок дерьма.

Я оставляю некоторое расстояние между нами. Не то чтобы я хотела ходить за ним, как прислуга, но прямо сейчас я не хочу быть к нему так близко. Моя нога может случайно дернуться и врезаться в его член. Хотя меня немного раздражает эта часть его тела, в настоящее время она считается моей любимой частью в целом.

Атлас смотрит на меня через плечо, хмуря брови. Раздражает, что он уже выглядит невозмутимым и собранным. Я знаю, что я в беспорядке, с распущенными волосами и помятым платьем. Не говоря уже о том, что кожа на моей шее раздражена щетиной Атласа. Я моргаю, глядя на него, желая, чтобы мои внутренности были такими же холодными, как мое лицо. Атлас качает головой и смотрит вперед.

Мы почти подходим к одетым в набедренные повязки привратникам, когда я слышу низкий смешок, от которого у меня по коже бегут мурашки.