Морозный ветер атаки

Сумерки заметно сгустились. Ещё минут двадцать и стемнеет окончательно. Ждать дальше было невозможно. Не за горами предел, вторые сутки на свежем воздухе.

Во дворе никого не было.

Шубин шёпотом скомандовал:

– Приготовиться. Покидать укрытие по одному. И дежурное предупреждение насчёт вперёд батьки.

Он отодрал фанерный лист, переварился в оконный проём на улицу, присел на корточки. Из бревенчатой избы доносился смех. В деревне гавкала собака. Надрывался дизельный генератор. Он поспешил через двор и чуть не нарвался на очередную неприятность. Распахнулась входная дверь, из дома выбрался полицай с зажжённой сигаретой. Глеб распластался на земле припорошённый снегом. Сердце выскакивало из груди. Остальные, к счастью, не успели покинуть коровник. Хоть бы не стреляли раньше времени. Вроде тихо.

Полицай остался на крыльце, облокотился на перила. Они пошатнулись, но устояли. Мужик не смотрел по сторонам, а то бы запросто заметил бы необычный бугор на земле. Лейтенант не шевелился.

Занятная складывалась ситуация. Выдавать себя нельзя ни в коем случае, по крайней мере сейчас.

Снова открылась дверь и на крыльцо вышел второй полицейский.

– Что застрял Коляша? Я уже все сопли отморозил, – возмутился первый. – Протянем резину, пожрать не оставят. Слетится вся братья.

– Не хнычь. Пошли, – проворчал второй. – Пусть только попробуют не оставить.

Двое спустились с крыльца и двинулись за угол. Очевидно на той стороне находилась калитка. Они прошли в пятнадцати метрах от замершего разведчика и растворились в темноте.

– Везёт же вам, товарищ лейтенант, – шёпотом проговорил подбежавший Карабаш. – Вечно вы в какие-то истории попадаете и выпутываетесь.

Что-то ухнуло в темноте. Из коровника выпал ещё один боец. Шубин подбежал к крыльцу, поднялся по ступеням соблюдая осторожность, чтобы они не скрипели. Следом поднялся Карабаш. Из темноты возникли Левашов и Гулыгин. Последним подбежал Асташкин.

– Остаёшься здесь, – бросил ему Глеб. – Спрячься где-нибудь. Появятся полицаи, принимай меры. Только без шума.

– С удовольствием, товарищ лейтенант! – пообещал боец. – Такие меры приму, что другим пример будет.

– Всё мужики, действуем быстро. Времени нет, – прошептал Глеб. – Приготовить ножи. Будем их резать как свиней.

В этом здании до войны действительно работала контора. Они увидели короткий коридор, озарённый пламенем свечи. Лавки вдоль стены, выцветшие объявления и графики. Поверх них красочный плакат, изображающий горящую деревню и убегающего злоумышленника. «Красные партизаны несут вам смерть. Вашим домам и вашей стране разорение!» – не вполне грамотно вещал текст на русском языке. Рядом ещё один: трогательный Союз мирного жителя в телогрейки и немецкого солдата – «Моя деревня не пострадает. Я буду выдавать властям всех саботажников и бандитов!». Немецкий агитпроп работал на всю катушку. Выдавал нетленные шедевры.

В глубине коридора находилась печь, она отапливала здание. На полу валялись дрова. Из топки доносился хищный треск, процесс шёл полным ходом. Внезапное тепло как оторопь, кровь прилила к щекам. Главное не расслабляться. Дальше было небольшое помещение с кушеткой и письменным столом. Горела керосиновая лампа.

Толстомордый полицай развалился на кушетке, вроде не спал, но зевал заразительно. Он лениво повернул голову, в миг стал серым и подскочил на месте. Гулыгин опередил командира, схватил полицая заворот, прижал к дверному косяку. Крик застрял в горле, полицай закашлялся. Острое лезвие вдавилось в шею, проткнуло кожу. Тонкой струйкой потекла кровь. Полицай захрипел, испуганно забегали мутные глаза. Дотянуться до карабина он не успел, тот стоял прислонённый к стене.

– Будешь кричать – проткнуть горло! – на всякий случай предупредил Гулыгин. – Сигнализируй, что понял.

– Понял, – прохрипел полицай. – Не убивайте!

– Почему? – задал Гулыгин обезоруживающий вопрос.

– Не убивайте! Я свой, русский. Я в колхозе работал. Бригадиром механизаторов.

– Оставь при себе свои биографические сведения, – сухо сказал Шубин. – Пленные где? – В подвале. Немцы завтра утром их вешать будут.

– Где подвал? – Шубин начинал злиться.

– Там, – полицай показал глазами.

– Сколько ваших в зданий?

– Трое нас. Пока трое.

– Ладно.

Гулыгин перехватил выразительный взгляд командира и рассёк предателю горло, предусмотрительно отступив в сторону. Полицай подавился, за вращал глазами, что-то забулькал и зашамкал. Гулыгин схватил его за ворот, аккуратно вернул на кушетку продолжать предсмертные муки.

– Товарищ лейтенант, на этом уровне больше никого, – тягучим шёпотом сообщил Левашов. – Мы с Лехой по быстрому всё осмотрели. В подвале они. Мурлычет там кто-то. Только осторожно, ступеньки неудобные.

Лестница крута уводило вниз. Стены изъели широкие трещины. В них полицаи вставили свечи. Они оплавились, капал воск похожий на слезинки.