Морозов. Книга 3

— Это считается забытыми практиками Синода, — ответил братец. — Раньше храмовники не уступали по популярности нам. Но потом что-то пошло не так, и ведьмаки их вытеснили.

— Жаль. И кто же теперь занимается одержимыми?

Денис пожал плечами:

— Чаще всего-местные жители.

— А иногда ведьмаки? — уточнила Ксения. — Ну, если оказываются рядом.

— Народ требует хлеба и зрелищ. И ведьмаки дают зрелища. Все же убийства нечисти выглядят куда эффектнее, чем спасение жалких алкоголиков.

Ксения посмотрела на брата огромными глазами. Он нахмурился, и мягко обратился к девушке:

— Хочу попросить вас, Ксения Васильевна.

— Да? — она смущенно поправила волосы.

— Перед тем как размещать материал в блоге, покажите его нам.

— Думаете, что я вас подведу? — с обидой уточнила она.

— Вы можете подвести и себя в том числе.

— Это как? — вмешался я.

— Есть вещи, о который не стоит говорить прилюдно. У нас один наниматель. Это Синод. И не надо с ним играть в демократию. Надеюсь, это не нужно объяснять?

— Но они сами позволили мне вести блог. Они понимают…

«Девчонка опасна», — протянул Александр.

— Вы ведь не настолько наивны, княжна, — сказал уже я. — Вам позволили быть нашим представителем в сети лишь до того момента, пока вы играете по правилам.

— И что же не нужно вставлять в ролик? — напряженно спросила девушка.

— Как минимум эту беседу, — припечатал Морозов-старший. — И я откажусь от каждого своего слова, если вы сошлетесь на наш разговор.

Я понимал, что прозвучало это жестко. Но все же стоило признать, что в словах Дениса была истина.

— Вы ведь не просите у меня материалы перед публикацией, а настаиваете, чтобы я вам их предоставила для редактуры?

«Может, стоит ее прибить аккуратненько? По голове кирпичиком тюкнуть, а потом сказать, что сама упала?» — Александр откровенно потешался.

— Мы не враги тебе, — наконец не выдержал я. — Но если ты ошибешься, то ни я ни брат не сможем тебе помочь.

Ксения побледнела, но поджала губы и не стала спорить. Я решил, что это хороший знак.

«Про кирпич подумай, родственничек. Дедушка плохого не посоветует», — коса захихикала.

Мы подошли к небольшому домику из белого кирпича. Крыша по местному обычаю была выложена черепицей. На коньке покачивался металлический воин с мечом. Окна прикрывали узорчатые ставни, выкрашенные в синий. Из щелей сочился свет, который хозяин не потушил в доме. У порога под навесом виднелся ряд калош и цветных резиновых сапожек. Трехколесный велосипед с яркими лентами на ручках притулился у раскидистого дуба. У него же стоял грубо сколоченный стол со скамьей.

Несколько клумб, засаженных ромашками, кто-то заботливо обложил

обрезанными старыми покрышками, пытаясь создать порядок.

— Уютненько, — сказал я под нос.

— Уют — это для бедных, — заметила Серова с грустью. — Люди с достатком живут в комфорте. И только те, кому не по карману, пытаются сделать свой быт хоть немного приятнее.

— Глупости, — возразил я и распахнул калитку.

Но девушка не удостоила меня взгляда и продолжила:

— Тебе не придет в голову назвать спальню князя уютной. А вот бедную квартирку студента, в которой салфетка прикрывает пятно на прожженной столешнице и заправленный клетчатым пледиком продавленный диван…

— Ты на удивление много знаешь о жизни бедных студентов, — сказал Денис, ступая по выложенной битым кирпичом дорожке.

Я поднялся на порог и толкнул дверь. Та оказалась не заперта и легко открылась. В коридоре на полу лежала скомканная домотканая дорожка. Сдвинув ее ногой, я задел изящный ботинок с тонким каблучком.

— Тут может быть еще кто-то, — тихо предположил брат.

— Староста сказал, что жена Семеныча уехала в гости к сестре в соседний городок. И детей с собой взяла. Вот мужик и заскучал.

Мы оказались в гостиной, и я едва не присвистнул.

— Тут не скукой пахнет!

Диван был разломан, вещи вывернуты из комода, а сервант опрокинут на пол. Его содержимое разлетелось по углам. Осколки хрусталя и фарфора жалобно скрипели под подошвами ботинок. Выпотрошенный плюшевый медвежонок смотрел в потолок испуганным наполовину вырванным пуговичным глазом. Второго на мордочке не было вовсе.

Посреди комнатки мрачным зевом распахнулась крышка подвала. Вниз вела добротная лестница. Я заглянул внутрь, оценив ряды полок с баночками закруток. На каждой боковине светлела наклейка с названием консервации.

— Хозяйка тут имеется.

Пришлось зайти в соседнюю комнату и убедиться, что детская в таком же плачевном состоянии, как и гостиная. Кровать была перевернута, фанерный домик для кукол раскрошен на куски, розовая штора наброшена поверх сорванной с потолка люстры.

— Хорошо, что семьи не было рядом, — тихо произнесла Серова и усадила порванного медвежонка на чудом уцелевшую книжную полку.

Однако самое любопытное ждало нас на кухне. Тут мебели не осталось. Ее всю выбросили в окно, предварительно его разбив. А быть может стекло рассадили одним из стульев, который лежал с другой стороны подоконника.

Плита валялась на боку, но, к счастью, она была электрической, а не газовой. Иначе дом бы могло разнести. Потому как тут было накурено. На грязном линолеуме хозяин тушил окурки.