Прежде чем запрокинуть голову, я оглянулся и убедился, что ведьмаки не теряют бдительность и также смотрят по сторонам.
У ствола дерева, которое стояло чуть дальше от тропы, на высоте нескольких метров виднелось большое гнездо. Свито оно было из крупных веток, перьев и как мне показалось тонких желтоватых плоских костей, напоминающий ребра.
Проводники побледнели и разом словно стали меньше.
— Его тута быть не должно, — Щербатый затрясся как осиновый лист.
— Тихо, — внезапно сурово приказал Длинный Ленька. — Идем молча и не шумим. Ежели оно двинется, то будет худо.
Никто не стал спорить и зашагали дальше. Пронька принялся икать, но тут же приложился к бутылке, сделав несколько долгих глотков.
Спустя полчаса нас отпустило напряжение, и Олег, наконец, спросил у ведущего:
— Мы сбились с пути?
— Это путь сбился, — возразил парень. — Енто порой случается. Но чтобы гнездовье-вороновье сдвинулось — не бывало такого раньше.
— И кто в нем живет? — нахмурилась Марья.
— В нем не живут, а умирают, — просипел Рыжий, который побледнел настолько, что его веснушки стали казаться почти черными. Под глазами залегли темные круги.
— А кто его свил?
— Оно само себя вьет, когда кого-то жрет, — гнусаво произнес Пронька, чем удивил каждого. — Я ведь слухаю, когда взрослые говорят. И батя рассказывал о гнездовье-вороновье.
— Впервые о таком слышу, — призналась Алина и при этом казалась обескураженной.
— Лукоморье, — многозначительно заметил ее брат и обратился к Лысому, — поглядывай назад, чтобы никто не настиг случайно.
— Случайно — это вряд ли, — пошутил Иван и тотчас осекся под мрачными взглядами сопровождающих.
Сестра буднично отвесила ему подзатыльник.
Я много раз оборачивался, ощущая смутную тревогу. Пару раз мне мерещились тени, которые тотчас рассеялись, стоило мне к ним присмотреться. Птицы смолкли, кузнечики в траве прекратили стрекотать. Лишь ветер шумел в кронах деревьев.
Мы вышли на полянку, покрытую сочной травой, не знающей косы. Посреди прогалины лежало поваленное дерево и оно уже успело покрыться мхом и гроздьями грибов. Крохотные голубые колокольчики покачивались на ветру. Тропа тут терялась и мы решили немного отдохнуть, чтобы определиться с дальнейшим направлением движения. Длинный Ленька скинул рюкзак и вновь припал к земле. Мне вдруг показалось, что он не совсем человек. Было в его облике что-то роднящее его с нечистью. Я прищурился, вглядываясь в парня, и понял, что в нем и впрямь есть что-то темное. Кончики ушей немного заострились, язык стал сероватым. Наверняка остальные путники этого не замечали. И все потому что не были темными. Видеть подобную нечисть мог только я.
Быть может Лукоморье меняло проводников, которые ходили сюда слишком часто. Они вероятно и сами не понимали, что становились частью заповедника.
Алина подошла к Проньке и тронула его за локоть.
— А что ты знаешь про это гнездовье-вороновье? Я никогда не слышала о такой нечисти.
Парень смутился и уставился на носки своих стоптанных кроссовок.
— Оно местное. Такой больше нигде нет, как батька говорил. И оно неживое, — тихо заговорил Пронька, словно бы обращаясь к самому себе.
— И как оно появилось?
— Однажды какая-то девка понесла от чужого мужа. Тот не захотел позора и отказался от потомства. Та девка решила отравиться травой лютой, что зовется у нас вороновым глазом, и накормила ягодами черными свое неразумное дитя. Но сама не померла, потому как вывернуло ее. А дитенок помер, даже имени от отца не получив. Мамаша с горя не отнесла его в храм и не записала в книгу померевших. Вместо этого оставила у кромки заповедного леса и ушла прочь. Но на полпути одумалась, вернулась и захотела сделать все по совести. Вот только дитенка там не было уже.
— Глупости какие, — тревожно отозвалась Марья, но было заметно, что ей не по себе от увиденного гнездовья и всей этой истории.
— Ходила девка к лесу, плакала и просила местную нечисть вернуть ей косточки, чтобы похоронить их по традиции и дать имярек дитятке. Да только не было уже того дитя. Лукоморье дало ему другую нежизнь.
— И как ребенок мог стать той странной штукой? — нервно осведомился Сергей.
— Говорят, что дитенка клевали вороны, а недоеденное унесли в свои гнезда и там же скормили воронятам, — неожиданно подал голос Щербатый. — И все они в ту же ночь погибли, от той гадости, которой ребеночек был отравлен.
— Какой ужас, — вздохнула Алина.
— И все их гнезда наполнились мертвыми птицами. Но девка та, раз за разом все ходила к лесу и просила о костях. Она сошла с ума и оттого слова ее стали понятны тем, кто хочет слышать проклятья и молитвы. Ее услышали и гнезда собрались в один большой комок и покатились к кромке леса. Но забрать кости мать не захотела.
— Почему? — с болезненным любопытством поинтересовался Суворов.
— Она поверила, что перед ней что-то живое. Или решила проверить, — пожал плечами Пронька. — Но она пошла к гнездовью. И оно приняло мать. Внутрь себя.
— Сожрало? — уточнила Алина.