Морозов книга 7

— Я не решилась сказать ему об этом. Батюшка строго-настрого запретил обижать ваших дружинников. Вдруг Дито посчитает, что я надумала с ним пошутить. И тогда…

— Слушай, — я, наконец, пришел в себя и подошел к девице, чтобы забрать у нее стопку белья, — тебе не нужно понапрасну переживать. Я лично считаю, что если тебе кто-то люб, то надо сказать ему об этом. И спросить прямо взаимно ли это чувство.

— А если да? — с надеждой прошептала девушка. — Вы позволите нам быть вместе?

— Кем надо быть, чтобы мешать чужому счастью, — я улыбнулся. — Если вы решите, что хотите остаться вместе, то я буду только рад. И с батюшкой твоим поговорю, если он серчать будет. Может, он считает иноземцев недостойными…

— Что вы, — отмахнулась девушка. — Батюшка говорит, что дружинники у вас люди хорошие. Несмотря на то что им не повезло родиться за океаном. И если теперь тут их дом, то нам должно обращаться с ними так, чтобы им здесь было в радость жить.

— Так тому и быть.

— Спасибо, княжич. Век вашей доброты не забуду, — девушка схватила меня за руку и прижалась лбом к пальцам.

Я подумал, что простые люди намного спокойнее относятся с мезоамериканцам, чем прогрессивная элита. Тут краем глаза я поймал движение, но повернувшись, не нашел никого поблизости.

— Беги уже, — велел я, глядя на счастливую девушку, которая на мгновенье напомнила мне Маришку.

Она понеслась прочь, подхватив подол сарафана и мелькая подошвами кроссовок.

Я же пошел к стоящей поодаль от терема баньке, из трубы которой вился дымок. Тропинка к ней была выложена речными камешками. У двери ожидал паренек, в белой рубахе. Завидев меня, он приосанился и, спохватившись, поклонился:

— Здравы будьте, княжич. Я вам баню справил. И готов вас веничком отходить.

— Ээээ нет, — протянул я, вспомнив, как меня попарил водяной в банях Шереметьевых. — Я ополоснусь и только. Париться сегодня не стану.

— Уверены? — с надеждой уточнил мальчонка, глядя мне за плечо на работников, которые устанавливали сцену у пляжа.

— Ступай. Я тут сам справлюсь.

Просить дважды не пришлось. И я почти тотчас остался один. Оглянулся на темную стену леса, который раскинулся на другом берегу. В свете заходящего солнца он казался мрачным и загадочным.

Рядом со мной в траве застрекотали кузнечики. Неподалеку принялась отсчитывать чьи-то года одинокая кукушка. Я подумал, что мне и тут уютно, как дома.

Толкнув дверь, я оказался в просторном предбаннике. Здесь было темно, пахло можжевельником и полынью. Я сгрузил чистое белье на лавку, разделся, бросил одежду в плетеную корзину в углу. Взял со стола кувшин и отпил студеного хлебного кваса. Потом утер губы и вошел в парилку. Внутри покачивался горячий сухой воздух. Я плеснул ковш воды на раскаленные камни и отошел подальше, чтобы не оказаться в клубах обжигающего пара.

Затем лег на лавку, на спину и прикрыл глаза. Лишь падающие капли воды разбавляли тишину. Я подумал, что быть может сегодня последний день, когда я мог насладиться спокойствием перед русальей неделей.

— И вновь продолжается бой, — напел я едва слышно и улыбнулся.

Затем поднялся, смочил мочалку и натер ароматным травяным мылом. Я долго соскребал с себя грязь прошедших дней. Казалось, что с каждым разом, как я смывал с кожи пену, мне становилось легче.

Хотелось смыть с себя даже воспоминания о том, что произошло на днях. И дело не в том, что меня мучала совесть. Я бы сделал все то же самое, если вернулся назад во времени. Мне пришлось защищать то, что я считал своим — людей, которые мне дороги. И плевать, что эти самые люди вполне могут считать меня посторонним.

Кожа уже скрипела, когда я, наконец, окатил себя прохладной водой из кадки и отфыркиваясь вышел в предбанник. И остолбенел.

Она едва переступила порог и смотрела на меня потемневшими глазами. Весь мир внезапно сузился до лица девушки, которая стояла передо мной прямо сейчас.

— Ты… — прошептала Лилия и попыталась попятиться.

Тьма юркой лентой обвила дверную ручку и захлопнула дверь, отрезав Водяновой путь к отступлению. Мне стало плевать, что будет в следующую минуту. Даже если сирена убьет меня, выпьет мою жизнь до самого донышка. Я подошел к ней и сгреб в охапку. Зарылся носом в ее волосы у виска. Светлые локоны пахли цветами и прибитой дождем пылью. Дыхание, которое обжигало мою шею, казалось прерывистым и частым. Тонкие пальцы впились в мою спину, и я подумал, что даже если бы Водянова попыталась меня оттолкнуть, то у нее ничего бы не получилось.

— Нельзя же так, — слабо простонала гостья.

— Ты ведь правда здесь? — спросил я и мысленно отругал себя за это.

Даже если все происходящее — горячечный бред моего отравленного угарным газом мозга, то разве это важно? Лилия была в моих руках, и все остальное было пустым.