ветерок. На нашем аэродроме, в качестве укрытия от ветра для оцепления,
использовались старые радиопрозрачные обтекатели антенн РЛС с самолетов Ту-16К-10.
Располагались эти укрытия на торце ВПП, в районе места сруливания на РД. В них
находились матросы, которые изображали из себя оцепление аэродрома.
Так вот, при боевом заходе на сброс КАС, я выполнил необходимые действия, открыл
люки, нажал на кнопку "СБРОС". Полет КАСа после отрыва от самолета мне не виден,
но КОУ и ВСР, сидящие в корме, радостно закричали: "Попал, попал!". Так как
попадать я никуда не должен был, то мы с командиром насторожились. Выполняя
полет по БК для захода на посадку, командир выпытал у очевидцев попадания, что я
КАСом попал в укрытие оцепления, где должен был находится матрос. На посадку мы
зашли в задумчивом молчании. Сели, зарулили, выключились.
После посадки начали опрашивать более компетентных очевидцев. Оказалось, что
после схода КАСа с держателей, парашют не открылся, КАС пошел как бомба,
действительно попал прямо в укрытие для оцепления. Матрос остался жив только из-за
своей недисциплинированности, так как самовольно оставил пост, и пошел
посмотреть, чем это народ на торце ВПП развлекается. Выдохнув, собрав нервы в
кучку, начали осматривать остатки КАС. Оказалось, что парашюта в нем и не было,
был только вытяжной фал.
Дальнейшее расследование показало, что один "хозяйственный" техник, подумав, что
мы будем сбрасывать КАС в море, решил, что не гоже такой нужной в хозяйстве вещи,
как парашют, пропадать. Вот он и вытащил парашют, решив, что после сброса КАС в
море - "все концы - в воду", никто ничего не поймет. Техника "строго поощрили",
КАСы стали хранить под охраной в помещении.
ШтурманА
Есть такой профессиональный праздник, День штурмана ВМФ.
Мы, штурманы Морской Авиации, всегда отмечали этот праздник и как День штурмана
Авиации ВМФ. Командование всегда с пониманием относилось к таким мероприятиям, в
полках даже устраивали "День штурмана", состоящий, как правило, из торжественно-развлекательной
части, и практической, то есть застольной.
Накануне праздника вспомнил о некоторых штурманах, с которыми мне
посчастливилось служить.
"Пантелеймоныч".
Старший штурман полка, авиатор старой закалки, - "и выпить, и закусить", с виду
неприступный, на самом деле очень внимательный ко всем штурманам, особенно к
молодым.
Нас с братом развели по разным эскадрильям, в интересах службы. Это означало,
что во время командировок на Сахалин нам приходилось жить в разных бараках. Но,
после посиделок в составе экипажа, всегда тянуло к родной душе. Вот однажды,
после "разбора полетов" в экипаже, решил я сходить к брату, посмотреть, как они
там живут в 1-й АЭ, чем закусывают? На улице холодно, зима, оделся потеплее, и
пошел, благо идти не очень далеко, метров 100. Шел я, шел, около избушки
оперативного дежурного остановился, а зря. Вышел из избушки зам.ком.АП,
ответственный сегодня за все, поэтому достаточно трезвый, и спросил, что это я
тут делаю, ночью и пьяный. Я честно ответил, что иду к брату, а пьяным я быть не
могу, так как совсем не пью. Это я слегка приврал сгоряча, но, слово не воробей...
Разозлился ЗК АП, и, чтобы не разбираться, из какой я АЭ, вызвал сразу обоих
комэсок. Мой комэска меня сразу опознал, вызвал отрядного, я у него в экипаже
летал. Пришел отрядный, он только недавно перевелся с Запада, всех особенностей
службы не знал, поэтому сразу стал орать "на публику", мол, никуда такая служба
не годится, мы из тебя делаем воздушного бойца, возим с места штурмана корабля,
а ты нам отдыхать не даешь. Короче, не очень правильно он себя повел. Я в долгу
не остался, посоветовал ему подольше послужить на Востоке, а потом рот разевать.
ЗК АП возмутило другое, - вот стоит перед ним лейтенант, зимой, в - 25, в
домашних шлепанцах, меховой куртке и шапке, и уверяет, что трезвый. Посмотрел я
на свою обувь, и понял, что насчет трезвости несколько погорячился, о чем и
доложил "ответственному". К брату меня не пустили, утром, со смешками, доложили
об анекдоте Ком. АП, а тот наказал меня оригинальным способом, - запретил летать
с места штурмана корабля. Очень я расстроился, стал со старшими товарищами
советоваться, как это "взыскание" снять. И пришли к выводу, что только "Пантелеймоныч"
мне сможет помочь. Пошел я к старшему штурману, про горе свое рассказал, помощи
попросил. Так как "Пантелеймоныч" был приблизительно в том же состоянии, что и я
вчера, то очень он возмутился, что "эти летчики совсем оборзели, на святое стали
замахиваться", обулся в шлепанцы, взял бутылку, и пошел в комнату к Ком. АП. Не
знаю, что они там делали с этой бутылкой, но через час "Пантелеймоныч" вышел,
сказал, что это, очень строгое для меня взыскание, с меня снято, но посоветовал
впредь лучше одеваться, выходя на улицу. Бутылку водки, потраченную на меня "Пантелеймонычем",
я ему возместил. А отрядному комэска объяснил, как служат на Дальнем Востоке, и
мы уже на следующий день пошли на разведку погоды на радиус, и я, - в качестве
штурмана корабля.
"Саня".
Именно Саней он и остался для меня на всю жизнь. Хотя на самом деле был он