Морская школа

Впереди одним курсом с «Октябрем» шел какой-то пароход. Лишь к вечеру нам удалось настигнуть его. И как велики были у меня и у Илько удивление и ра­дость, когда нам стало известно, что этот пароход – «Канин»! Он возвращался из Мезени.

Когда пароходы поравнялись, мы проглядели все глаза, надеясь на палубе «Канина» увидеть нашего дружка Костю Чижова. Неужели он не знает, что мы так близко от него?

Но, конечно, мы не увидели Костю. Пароходы шли слишком далеко друг от друга, и это нас страшно огор­чало. Мы даже намекали вахтенному штурману, что, мол, неплохо бы подойти к «Канину» поближе. Однако этот намек не был принят во внимание.

Наш пароход миновал остров Мудьюг. И вот пока­зались низкие берега Северной Двины, вдали дымили трубы лесопильных заводов. А там, дальше, – наша Соломбала.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

СНОВА В СОЛОМБАЛЕ

«Октябрь» отдал якоря на просторном городском рейде против портовой конторы. Спустя часа полтора мимо нас, весело приветствуя гудками город и парохо­ды, прошел «Канин».

Костя стоял на палубе, размахивал руками и кричал:

– На «Октябре»!.. Привет морякам «Октября»! Димка, а где Илько? Ого, вы уже на якоре… вас и к стенке не подпускают…

– Здравствуй, Костя! – отвечали мы. – Когда пой­дешь домой? Подожди нас!

Сделав полукруг, «Канин» протиснулся в Воскресен­ский ковш и пришвартовался.

Вскоре Николай Иванович отпустил меня и Илько.

– Можете гулять до завтра, до утра. Передайте Андрею Максимычу поклон!

С «Октября» уже был спущен штормтрап. У борта покачивалась шлюпка. Вместе с несколькими моряками мы спустились в шлюпку и вскоре были на берегу.

Костя Чижов поджидал нас. Он, как и мы, был в си­ней моряцкой куртке. Казалось, что за эти десять дней, которые я его не видел, Костя вырос и раздался в пле­чах. Верхняя пуговица у куртки была не застегнута. Между откинутыми крайчиками воротника куртки вид­нелся уголок сетчатой нательной рубашки.

Этому моряцкому шику стоило позавидовать. Но я словно не заметил рубашку-сетку и, поздоровавшись с Костей, сразу же сказал:

– Мы вас все-таки ловко обошли.

– Зато мы уже два рейса в Мезень сделали.

– А в Мурманске шторм был. И потом, Костя, мы донку ремонтировали. Самостоятельно!

Очевидно, это сообщение заинтересовало Костю. Од­нако он не хотел сдаваться и не стал задавать вопро­сов, а сказал серьезно:

– Хорошая практика. Я целую вахту у котла само­стоятельно стоял. Кочегар даже не подходил к топкам.

Ни я, ни Илько полной вахты у котла не стояли. Лишь иногда кочегары разрешали нам пошуровать в топку уголь.

– На «Октябре» пар трудно держать, – сказал я и добавил задорно: – Это не то, что на вашем «Канине»!

Костя посмотрел на меня, усмехнулся, но промолчал.

Мы подошли к трамвайной остановке. Я снова начал рассказывать о нашем плавании. Но Костя перебил меня:

– Эх, ребята, я вам самого главного не сказал!..

Он замолчал, весь преобразившись, а глаза его за­блестели. Я почувствовал, что у Кости действительно есть сообщить нам что-то особенно важное. Когда мы вошли в вагон, он торжественно сказал:

– Меня приняли в комсомольцы!

Я не знал, верить ему или не верить.

– Врешь! – по привычке и на всякий случай ска­зал я в надежде, что если Костя обманывает нас, то сразу же в этом сознается.

– Очень мне нужно врать! – ответил наш приятель независимо.

Мне все-таки не хотелось верить. Как же так? Костю приняли, а нас еще не приняли! Это было очень обидно. Почему Костя всегда и везде оказывается впереди нас?

– Кто тебя принял?

– На судне приняли. На комсомольском собрании мое заявление разбирали и приняли.

У меня вдруг возникла мысль. Я легко мог прове­рить, правду ли говорит Костя.

– Покажи комсомольский билет!

– Билета еще нету. Думаешь, его сразу и выдают, как примут? Членский билет я получу здесь, в городе. Зато мне уже комсомольскую нагрузку дали – судовую стенгазету вместе с машинистом Терешиным выпускать.

– И значок будешь носить?

– Конечно! А потом я вступлю в партию, – мечта­тельно сказал наш друг. – Но это еще не скоро. Когда восемнадцать лет исполнится.

– Ничего, – решительно сказал я, – мы с Илько тоже заявления подадим.

– У вас на «Октябре» есть ячейка?

– А как же! Павлик Жаворонков, радист, – секре­тарь. Нас примут.

– Ясное дело, примут, – согласился Костя.

Некоторое время мы ехали молча. Потом я спросил:

– Костя, а самое главное, что должен делать ком­сомолец?

– Понятно что: помогать партии большевиков, быть сменой… Я так и писал в заявлении: «Прошу принять меня в ряды Коммунистического Союза Молодежи, по­тому что я хочу помогать Коммунистической партии бо­роться за новую жизнь».

«Я тоже так напишу в своем заявлении, – решил я, – «помогать Коммунистической партии бороться за новую жизнь». И еще добавлю: «за социализм».

Мы не заметили, как проехали в трамвае через весь город. Быстро перешли через реку Кузнечиху по мосту.

Тут мы попрощались с Илько. Он пошел к себе в общежитие морской школы.

Вот она, наша Соломбала! Как будто здесь ничего не изменилось. И все же какой-то новизной веяло от этих знакомых берегов, от всех этих деревянных домов, от каждого деревца и кустика.