В Печоре народ, не дожидаясь восьмого числа, уже начал праздновать. Мужики «троились», брали в магазине бутылку местной «Московской» воркутинского розлива, популярные в народе сырки «Дружба», недорогие рыбные консервы и под интимное бульканье водочных струй беседовали о жизни.
Из некоторых дворов слышались отчаянные женские визги и вопли — там суровые печорцы заранее начали «поздравлять» своих жён с 8 марта. Где-то внизу, у самой реки Печоры играла гармошка, и ветер доносил обрывки матерных частушек и звонкий девичий смех.
Вошли в вестибюль гостиницы. На дверях ресторана висело бумажное объявление, приклеенное хлебным мякишем. С трогательным провинциальным простодушием оно извещало: «Ресторан закрыт. Гуляют работницы ресторана». Замполит подергал дверную ручку. Точно, закрыто.
Поужинали, называется.
Поднялись на пятый этаж и расположились в двух четырехместных номерах. Поскребли по сусекам — две банки тушенки, полбуханки черствого хлеба и сто граммов ирисок. Ни водки, ни вина, ни пива.
— Не, я так не могу, мой изнеженный военно-морской желудок требует калорий — жалобно простонал бородатый механик Юра Ковалевский, — химик, ты из нас самый молодой, иди, обаяй «гуляющих работниц» и пробей пару столиков в этом трактире. Если не вернёшься через полчаса, будем считать, что ты добился успеха и мы начнем спуск с вершины.
Я снова переоделся — нейлоновая, белая рубашка, галстук, черная флотская форма, и спустился к дверям ресторана. Сквозь грохот музыки мой настойчивый стук в двери достиг цели. Дверь открылась и необъятно полная женщина возникла в проёме. Сразу видно, что из начальства. За её спиной отплясывало не менее сотни представительниц прекрасного пола.
Имитируя популярного Полада Бюль-Бюль Оглы, волосатый певец на эстраде пел: «Жил в гор. а…ах че-ла-вее…ек, с ба-ра-до…ой, и по имени Шейк…»
Два мужичка, достигшие нужной кондиции, пытались танцевать шейк друг с другом, но их подхватывали разгоряченные водкой молодицы и растаскивали по всем сторонам зала.
Я зачарованно уставился на эту картинку.
— Что желаете, молодой человек? — толстуха удивленно осматривала меня сверху донизу. Морские офицеры нечасто посещали их северный городок.
Я галантно объяснил ей, что восемь посланцев Тихоокеанского флота с удовольствием очарует своим вниманием работниц ресторана и отужинает в их прекрасном заведении.
— Пожалуйста, заходите, только свободных столиков нет. Может, вас устроит банкетный зал? — спросила ответственная дама.
— Ничего, устроит, — сказал я.
Из зала на меня уже с интересом смотрели десятки пар глаз. Карие, серые, зеленые…
Штурман Толя Гранкин пришел через пять минут, после того, как меня разместили в банкетном зале. От входной двери его проводила ко мне худая, высокая дама. Впрочем, Гранкин был маленького роста, и все девушки были выше его. Тем более, что по тогдашней моде они накручивали на голове высокие башни.
— Вот это гаремчик! — у Толика масляно блестели глазки, — ой, чую, что-то будет!
Как только мы выпили первую рюмку за восьмое марта, через весь банкетный зал тяжелой поступью людоедки к столику подошла знакомая мне толстушка.
— Разрешите пригласить вас на дамский танец! — сказала она, глядя на меня в упор.
— А…а…а…может, его? — я бессовестно показал пальцем на Толю Гранкина. Грезилось о более миниатюрной партнёрше по танцу.
— Нет, не его, — однозначно ответила мне дама, — Вас.
Я обреченно пошел с ней в общий зал, как барашек на заклание. Она оказалась главным бухгалтером ресторана «Печора» и ответственной за праздник. Звали её Эммой Петровной. Главбухша закинула меня в общество своих товарок как камень пращой. И всё. Назад, в банкетный зал пути не было.
Меня потащили по всем столикам, и за каждым из них надо было поздравить женщин рюмкой водки, а других напитков закаленные северянки не признавали.
Я пел, я свистел… впрочем, повторяю Райкина. Я танцевал все танцы подряд, вплоть до аргентинского танго, со всеми женщинами, которые меня приглашали.
Танцевать я никогда не умел, но отказать, значило кровно обидеть. Оттоптал ботинками не одну пару женских ножек. Выпил море водки и съел три килограмма деликатесной ресторанной пищи.
Как сквозь туман, я видел всех наших лекторов, танцующих, жующих, пьющих и поющих что-то за чужими столами. Я даже не видел, когда они просочились в общий зал. Эмма Петровна несколько раз пыталась отбить меня от сотрудниц, и перетащить за свой столик, но потерпела крах. Никогда еще я не пользовался такой популярностью у женского пола.
— Всех уволю, на хрен! — пьяно кричала главбухша на своих подчиненных, — верните моего моряка!
Она уже плохо держалась на ногах, но душа просила праздника.
Наконец, утихла музыка, женщины постепенно начали покидать кабак. Шустрые официантки убирали продукты со столов. Как всегда после русских застолий, продуктов осталось много, зато спиртное было выпито до последней капли. Перед моими глазами всё кружилось, двоилось и троилось…