Юмор – обыкновенная маска, но она помогает преодолевать растерянность от сложного и непонятного вокруг. Смущение души реализуется в материи звуковой волны: «хи-хи» или «ха-ха».
В юморе, конечно, есть ложь, но это ложь жизневерия.
Колпак клоуна помогает шуту преодолеть страх и ляпнуть царю из-под стола правду-матку.
Необыкновенная Арктика
Разговор по УКВ «Пономарева» и «Комилеса» в три часа ночи сегодня. Разговаривали старшие помощники. Я стенографировал для истории и вообще потомков.
– Какое у вас время, «Пономарев»? – Это старпом «Комилеса» спрашивает о номере часового пояса, по которому живет его собеседник. Собеседник относиться к такому вопросу серьезно не желает и потому отвечает довольно брюзгливо:
– Присутственное!
– Перейдите на шестой канал! – просит «Комилес». Это означает, что говорящий хотел бы, чтобы разговор не слушали лишние. На судах каравана постоянно включен шестнадцатый канал «Корабля» и второй канал «Акации» (последний для связи с самолетами). Именно потому, что кто-то просит перейти на шестой канал, все вахтенные штурмана немедленно тоже переходят на него – интересно же!
– Когда будет осуществляться передача к нам на борт писателя Симонова? – Это старпом «Комилеса» спрашивает уже на шестом канале. Вокруг плачет на одинокие льдины дождь и сально тускнеет между льдин стылая вода моря Лаптевых.
«Пономарев»:
– А у вас какое время?
«Комилес» не остается в долгу и потому брюзгливо сообщает:
– Присутственное!
«Пономарев»:
– Вот встанет писатель, позавтракает. И передадим его вам часиков в восемь по Москве.
– Так. Ясно. А скажите, пожалуйста, как вы у себя решили с ним жилищный вопрос?
– Он один живет, а жена с дочерью вместе в другой каюте.
– А она кто?
– Дочь генерала Жадова.
– Я о профессии.
– Вроде бы искусствовед.
– А скажите, это, ну, как, вообще-то, рюмку принимает?
– Нормально принимает. На Диксоне, конечно, устроили встречу, и он принял рюмку, а так не пьет.
– А чего он главным образом пьет?
– Чай. Чай сам заваривает.
– Ага, ясно, а возраст дочери сообщите, пожалуйста.
– У вас женихи, что ли, есть? Восемнадцать лет.
– А что про нее еще можете сообщить?
– Жилплощадь у нее в Москве хорошая.
– Что в питание надо? Диеты у них у кого есть? От чего воздерживаются?
– Завтрак по его просьбе. И вот овсянку…
– А в отношении воздержания диетического?
– Нет, они никто не воздерживаются.
– Так, хорошо, а что вы про овсянку?
– Утром овсянку любит. Не ананасы, а кашу. Есть такая каша, слышали?
– Ага, так, ясно, понял. Ну а что еще посоветуете? Чтобы готовым быть, а?
– Ничего. Просто он держится, и жена очаровательная.
– Скажите, а он про что пишет-то?
– Дневники военные пишет, про нас не пишет. Хочет сам на восток пройти, а на запад оператора телевидения послать, чтобы уже про моряков по его советам снимали…
– Так. А он сам куда потом?
– После короткого отдыха в Москве полетит в Испанию. Работает по шесть – восемь часов. Говорит, нигде так хорошо ему не писалось. Не беспокоит никто: ни издатели, ни корреспонденты, ни избиратели.
– А куда он избран?
– Думаю, он пока еще только в американский сенат не выбран.
– Ага. Вас понял. Большое спасибо.
Щелк, щелк, щелк… – суда каравана возвращаются на шестнадцатый канал. Кто-то из радистов так заинтриговался, что зазевался, не принял прогноз, получил взбучку от капитана и теперь просит свободного коллегу повторить прогноз. Помогает коллеге маркони с «Перовской» – голосок тоненький, совсем юный, вероятно практикант, но пытается солидничать:
– От двенадцати ноль-ноль до ноль четыре Москвы северо-восточной, юго-восточной частях моря Лаптевых, заливе Буорхая, проливах Санникова и Лаптева ожидается туман, видимость менее тысячи метров. Тикси-погода. Как поняли?
– Спасибо, понял…
Три часа сорок пять минут ночи, и в нашей рубке раздается абсолютно натуральный, чуть сонный, но уже победительный, вызывающий кукарек петуха – полнейшая иллюзия предутренней деревни, и петух-передовик орет, а потом хлопает крыльями и сваливается с насеста.
Это матрос первого класса Андрей Рублев приветствует близкий конец вахты – до сдачи пятнадцать минут. Одновременно крик петуха обозначает просьбу к вахтенному штурману стать на руль, а его, Андрея Рублева, отпустить на парочку минут в низы будить смену.
Хлопанье крыльев он имитирует не примитивным хлопаньем себя по бокам, например, а падение петуха с насеста не банальным притоптыванием сапога – нет! До такого примитивизма наш Рублев никогда не опускается. Все изображается только при помощи языка, губ, глотки и черт знает еще чего, но сам «петух» неподвижно застыл у рулевого устройства и глядит вперед, ни на секунду не ослабляя внимания и даже не смахивая пот со лба.
– Вот зверь! – говорит Дмитрий Александрович не без восхищения, становится сзади и левее «петуха» и с полминутки присматривается к пейзажу впереди по курсу с точки зрения рулевого, потом перенимает руль в свои руки.
«Петух» радостно блеет веселенькой козочкой и сматывается с мостика.