Морские тайны древних славян

Важнее всего было не повредить заболонь — наружные живые ткани дерева с водоносными сосудами.

С внешней средой борть сообщалась обычно с южной стороны ствола продолговатым отверстием — должеей, которая закрывалась двумя деревянными крышками — нижней и верхней. Благодаря им гнездо можно осматривать в два приема, верх и низ раздельно.

Потолок и дно борти нужно было делать с легким наклоном в сторону должен: дождь не зальет и легче выметать мусор, скопившийся на дне, а кроме того, скошенный в сторону должен потолок "работал" зимой: не давал теплому воздуху уходить наружу. Для тепла и темноты всю борть снаружи прикрывали плотным веником, а поверх него — широким куском коры, привязанным к стволу.

В устройстве летка тоже были свои хитрости: в продолбленный насквозь прямоугольник вводили деревянный конусовидный вкладыш, по бокам которого оставлялись вертикальные щели, служившие для прохода пчел.

Но не только о технической стороне дела заботился бортник. Правила устройства бортей включали и требования, так сказать, экологического порядка.

Борть полагалось сооружать близ источников воды, в которой пчелы остро нуждаются летом, учитывать господствующее направление ветров, условий подлета к гнезду.

Бортник должен был помнить и о защите сооружаемого им искусственного гнезда от куниц и дятлов, от мышей и муравьев. Против каждого из этих врагов пчелиного гнезда применялись соответствующие меры предосторожности. Для защиты гнезд от лакомых до меда медведей на нужной высоте, не слишком высоко и не чересчур низко, пониже летка, подвешивалась на веревке увесистая чурка. Чем сильнее мишка отмахнет чурку лапой, тем дальше она отлетит и тем крепче стукнет по голове непрошеного гостя…

Выдолбленную борть на год-два полагалось оставлять для просушки, после чего с внутренней поверхности соскребали смолу, выметали мусор, оснащали полость полосками сотов, прикрепляемыми к верхнему своду. Правильно устроенная борть могла служить и сто, и полтораста лет, переходя в наследство от прадеда праправнукам и далее.

Весной бортник в каждой борти с пчелами очищал накопившийся за зиму мусор — мертвую муху, заплесневевшую вощину, паутину и прочее, а порожние вычищал.

Список обязательных для бортника умений можно бы и продолжить, но и перечисленных достаточно, чтобы убедиться: мнение П. И. Рычкова о легкой их жизни не вполне справедливо.

В ноябре и декабре надо было начинать обходить бортные угодья, проверяя, нет ли на снегу подозрительных следов. На стежке ставилась ловушка. Если в нее попадается куница, барсук или колонок, у которых мех с изъяном, усы короткие, мордочка в волдырях, значит пробовали мед.

Многие поколения российских бортников совершенствовались в своем ремесле и во многом обогатили его технику. "Из предпринятых мной разысканий оказалось… что ни в одном из старинных государств не сделано столько важных открытий и изобретений в пчельном деле, сколько их сделано в славянских землях", — писал в начале XIX в. один из историков пчеловодства.

Быстрое сведение лесов, рост пашни и, следственно, посевов зерновых, не дающих пчелам взятка, возникшие и ширящиеся посадки картофеля — все это вытесняло леса и борти. Растущее производство высокосахаристых сортов свеклы, поставляющих сахарным заводам сырье, еще больше сужало пчелиные пастбища.

Жернова истории и каток прогресса меняли структуру рынков. Мед навсегда утратил монополию сладости, а рост промышленного винокурения обеспечил потребителей хмельных напитков гораздо более дешевыми спиртами, водкой и их производными. В 1835 г. историк Н. Витвицкий попытался определить состояние бортного промысла в России и заключил: сохранилась едва ли одна пятисотая доля его. Это сообщение вдвойне важно: им подтверждается подсчитанная Витвицким и не раз бравшаяся потом под сомнение "невероятная" масса ежегодно собиравшегося в стране меда — 10 миллионов тонн.

"Мы потеряли в короткое время один из изобильнейших и прибыточных источников народного богатства, над усовершенствованием которого целые века трудились наши прадеды и деды, — с горестью писал историк, добавляя: — В 1835 году из России отпущено в разные государства примерно столько же меда, сколько в XVI веке отпускалось из одного второстепенного склада". Промысел приобретал новый облик" [10].