Морские ворота

— Благодаря чтению. Ведь я в самом деле рос одиноким ребенком и глотал приключенческие книжки одну за другой. Я отличался богатым воображением. Уже тогда я полюбил огнестрельное оружие. Я вырезал из иллюстрированных журналов картинки с изображениями хищников или зверей, казавшихся мне еще страшнее: носорогов, горилл, удавов, и просил, чтобы мне покупали пластмассовые револьверы, духовые ружья. Пока моя мать играла в бридж, я играл в охоту или в войну... Я носился по большой квартире, уже знакомой вам, и стрелял во все, что попадалось на моем пути. За диваном всегда пряталась парочка диких слонов, а уж змеи таились повсюду.

Он говорил, не переставая улыбаться глазами, но в его словах звучала какая-то сдерживаемая грусть, которая внезапно вызвала у меня симпатию.

— Не завидую вашему детству, — сказал я.

— А между тем в детстве меня нежили и холили! В моей спальне лекарств хранилось не меньше, чем книг. Но все это в прошлом... Взгляните-ка на эту флейту.

Он легонько постучал ногтем по витрине.

— Подарок шамана из Кении. Он играл на ней, чтобы вызвать дождь... Тут выставлены амулеты, гри-гри... А еще тут есть снадобья от болезни, называемой любовью. Не слишком эффективные.

Он шел медленно, и я брел за ним. Помимо моей воли, он сумел пробудить во мне интерес.

— Вот раздел, отведенный Родезии... Он еще не богат экспонатами. Ах! Здесь представлены воинственные мау-мау... Ничего, кроме оружия, и все образцы уже опробованы в бою. Отравленные наконечники стрел... плетеные веревки для удушения врага... ножи, с помощью которых прорубают дорогу в джунглях... Редчайшие экспонаты, поскольку с каждым связана какая-либо история. Впрочем, здесь у всего — своя история. Например, в этой витрине...

Сделав три широких шага, он оказался в глубине своего музея и указал мне на что-то пальцем.

— Взгляните сюда.

Я приблизился. На слое ваты лежал револьвер, и моя ладонь, моя рука, моя кожа узнали его раньше, чем мои глаза. Гараван открыл витрину, осторожно захватил оружие двумя пальцами за ствол, тщательно избегая прикосновения к рукоятке. Я смотрел на него почти с ужасом.

— Вот револьвер, с которым тоже связана история... Возможно, со временем я опишу и ее.

Подняв револьвер, он обратил его к свету, как ювелир, желающий вызвать восхищение игрой бриллианта.

— В барабане остались еще три пули, — сказал он. — Три других...

Он снова положил револьвер на ватное ложе и бесшумно закрыл крышку витрины.

— Люблю, — продолжил он, — такие вещи, которым есть что сказать... Если музей не посещают, это не настоящий музей. Вы согласны?

Не в состоянии что-либо ответить, я только кивнул, почувствовав настоятельную потребность сесть сейчас же, сию минуту. Несомненно, он показал револьвер, из которого я убил Мериля.

— Кушать подано, — объявил Флоран.

Гараван тронул меня за руку:

— Пошли ужинать.

Как будто у меня еще оставались силы хоть что-нибудь проглотить! Именно в этот момент я и принял решение его убить. То, что столько времени зрело в глубине моей души, внезапно открылось мне с какой-то ослепляющей очевидностью. Гараван зашел слишком далеко. Он не имел права подвергать меня столь мучительным пыткам. Коль скоро он владел револьвером с отпечатками моих пальцев на рукоятке, ему оставалось только предупредить полицию, и следствие пошло бы своим ходом. Я был согласен на официальное правосудие, но не на его личное — правосудие каннибала. Я сел перед своей тарелкой, позабыв, где нахожусь.

— Чем вы нас потчуете, Флоран? — спросил Гараван, потирая руки.

— Овощной суп Сюлли... говяжье филе с крокетами... артишоки в сметане и десерт.

— Самое время... Нам необходимо подкрепиться...

Я ненавидел его голос, жесты. Я ненавидел его настолько, что мне удавалось разыгрывать свою роль как по нотам. Но я избегал смотреть на него, так как Гараван сразу понял бы по блеску моих глаз, что я только что миновал точку, после которой пути назад нет. И такого человека Матильда предпочла мне!

— В письмах ничего особенного? — поинтересовался Гараван.

— Ничего... Обычные восторги.

— У вас нашлось время подумать над нашим сценарием?

— Немножко.

Поддерживая бессвязный разговор, я размышлял. Мне было на руку выглядеть подавленным и тем самым усыпить его бдительность. Следовало создать у него впечатление, что я чувствую себя побежденным. А позже, когда все уснут, я завладею своим револьвером... а если дверь в музей окажется запертой, схвачу любой тяжелый предмет — молоток, каминную подставку для дров... что угодно... и рано утром, когда он выйдет из спальни, ничего не подозревая... У меня хватит сил... Я чувствовал, как меня распирает от накопившегося гнева, возмущения и протеста. Наконец-то я решился защитить себя от унижения!

— Извините за это вино, — говорил Гараван. — Я еще не успел перевезти сюда свой винный погреб. Потом. Позже... Но должен признаться, что время от времени питаю слабость к благородным напиткам, конечно, при условии, что мое удовольствие кто-нибудь разделяет...

Он рассмеялся.