– Погибшему рыцарю принадлежали две деревни неподалеку от Беркенхеда. Раньше это были полтора «кольчужных» лена, а теперь, после подавления восстания валлийцев, всего один, – рассказал граф Честерский.
Я слушал его внимательно, будто не знал, о чем он говорит. Граф думал, что втюхивает мне клад Нибеллунгов. Не хотел он брать меня в вассалы. Если меня убьют валлийцы, как предыдущих рыцарей, получивших эти деревни, Ранульф не Жернон не сильно расстроится; а если останусь жив, не сильно обрадуется. В любом случае не проиграет.
– Вполне возможно, что валлийцы нападут снова и не один раз, – все-таки предупредил меня граф Честерский.
Я это запомню и в будущем прощу ему один грех.
– Меня это не пугает, – говорю я.
– Тогда получишь эти маноры, – решил граф Честерский. – За них должен будешь служить шестьдесят дней в году в военное время и сорок в мирное и принимать участие в моем суде и моих совещаниях.
– Я знаю обязанности вассала, – заверил его. – Если вдруг меня не окажется на месте, заплачу щитовые деньги.
– В военное время мне нужны не столько деньги, сколько рыцари, – возразил он.
– Если я не смогу, выставлю другого рыцаря. Но постараюсь прибыть сам, – сказал я и, улыбнувшись, добавил: – Одного лена мне мало. Хочу заслужить еще несколько.
– Похвальное желание! – произнес граф Честерский, а по его лицу было видно, что не видать мне второго манора, как своих ушей.
Мы сыграли еще две партии, одну из которых я проиграл по привычке. К тому времени проснулись Вильгельм де Румар и остальные рыцари. Они позавтракали, а затем понаблюдали церемонию оммажа.
Я, безоружный и простоволосый, встал на левое колено, положил сложенные ладони на холодные руки Ранульфа де Жернона, графа Честерского, и произнес:
– Сир, я становлюсь твоим человеком.
Потом произнес клятву верности, в которой оговорил свои права и обязанности, обычные, ничего не прибавляя и не убавляя, закончив словами:
– Я клянусь честью быть отныне верным графу Ранульфу и безукоризненно блюсти по отношению ко всем и против всех оммаж, который ему принес по доброй воле и без обмана.
После этого встал, и Ранульф де Жернон поцеловал меня в губы, что меня слегка покоробило, затем дал мне палочку – знак принятия в семью и сказал долгожданное:
– Даю тебе в держание феод – деревни Морская и Лесная со всеми их землями и доходами.
Большинство присутствующих на церемонии рыцарей мечтали о собственном маноре всю свою сознательную жизнь, а тут появился какой-то выскочка и за два месяца заслужил его. Впрочем, кое-кто из рыцарей, бывших со мной в походе, не удивились, отнеслись к увиденному с пониманием. Они еще не забыли, благодаря кому стали немного богаче.
Днем я сходил в город, продал почти все благовония и специи, цены на которые здесь были выше, чем в Бристоле. Потом заказал кое-какие металлические детали для будущего судна, которые не мог изготовить кузнец Йоро, в то числе бронзовые талрепа и нагеля. Напоследок купил железа, чугуна, свинца и кое-какие вещи, которые мне пригодятся в деревне.
Вечером опять был пир, последний, после которого рыцарям следовало разъехаться. Если имели, куда ехать. Остальным – перебраться в город на съемное жилье. Поскольку мне нужен был рыцарь на подмену, я подошел к Гилберту и спросил:
– Не хочешь пойти служить ко мне?
– На каких условиях? – спросил он.
– Буду кормить и поить и по возможности снаряжать, а ты взамен будешь охранять мой манор, когда я уйду в поход, или пойдешь вместо меня, если по какой-то причине не смогу, – ответил я.
– А что у тебя за манор? – все еще колебался он.
– Приедешь и посмотришь, – ответил я. – Понравится, осуществишь оммаж, не понравится – поедешь, куда хочешь. До моего манора всего день пути.
– Хорошо, – согласился Гилберт.
Я не сомневался, что он станет моим вассалом. Уезжать из деревни он не захочет хотя бы по той простой причине, что некуда. Его нигде не ждут, больше никто не зовет на службу и шансов выслужить манор почти никаких. Он хороший воин, но не более того. А так появится место, куда всегда можно вернуться.
31