Морской путь в Индию

После кратковременного пребывания в Неаполе путешественники морем поехали на Родос — они должны были повидаться с двумя проживающими здесь португальскими монахами. Остров Родос находился в то время под управлением рыцарей-госпитальеров святого Иоанна Иерусалимского[133]

(великим магистром ордена был кардинал Пьер д'Обюссон); два упомянутых монаха — брат Гонсалу и брат Фернанду — тоже принадлежали к ордену рыцарей-госпитальеров. Они превосходно знали политическую жизнь и условия торговли в восточном Средиземноморье, и Ковильян и Пайва должны были по инструкции посоветоваться с ними, прежде чем пуститься в дальнейший путь, ибо, покинув Родос, путешественники уже прощались с последним опорным пунктом Запада и христианского мира. Отсюда их путь лежал через страны ислама, через земли турок и далее, к городам далекой, еще почти неведомой Индии. Им угрожали всяческие опасности и от людей и от зверей, против них был и климат и болезни. Но, насколько можно судить, двое искателей приключений не дрогнули перед этим, они не страшились тяжких испытаний.

На Родосе им сказали, что путешествовать в качестве посланцев португальского короля уже и неблагоразумно и небезопасно. Ведь они вот-вот вступят во владения свирепых и фанатичных магометан, которые к тому же большей частью тесно связаны с Венецией и другими итальянскими торговыми городами: агенты этих городов повсюду, а в особенности в Леванте, строят козни и ревниво следят за всеми европейцами, кроме своих земляков. Им почти не придется услышать родной речи, разве только что из своих собственных уст, и они, может быть, не встретят ни одного португальца. Действуя по совету этих монахов-соотечественников, Ковильян и Пайва приобрели левантийскую одежду и решили продвигаться дальше под видом купцов. На Родосе не было особого выбора товаров, и они, воспользовавшись поданным советом, купили партию меда. В новой одежде, с грузом меда, они поплыли на корабле некоего Бартоломеу ди Паредиша в Египет, в Александрию.

Древний порт в устье Нила вновь завоевывал себе то важное положение, которое он занимал в те времена, когда хозяевами восточного Средиземноморья были римляне. Начиная с царствования Константина, город у бухты Золотой Рог [Константинополь. — Ред.] контролировал большую часть торговли с Востоком, был главным складским пунктом, через который проходили на Запад товары Азии, а с Запада на Восток — золото и иные предметы, в которых нуждались жители восточных стран. Этим городом поочередно управляли римские и греческие правители, а то и правители с Запада. Венеция и Генуя соперничали друг с другом в скупке богатых грузов, перевозимых на кораблях, и содержали там множество своих контор и складов. В его воды заходили суда всех стран — и даже после того, как он утратил гордую корону своих римских правителей, а затем, под напором неверных, и земли, и власть, и престиж, он все еще был естественным центром левантийской торговли. Говорящие по-гречески путешественники, плавающие в его водах, редко употребляли слово Константинополь, они просто говорили, что плывут « » («ис тин полин» — в город), и в конце концов это выражение превратилось в слово Истанбул — так до сих пор называют на Востоке этот город. Но вот все изменилось. Вторгшиеся турки постепенно захватили территорию умиравшей Византийской империи, от нее оставалась почти что одна столица. В 1453 году, когда Мухаммед II и его орды ринулись на нее, она потонула в дыму и пламени, в потоках крови. Всепоглощающей волной хлынули воины Мухаммеда через стены города, победитель прошел по его широким улицам, разрешая своим варварам грабежи и насилие, убийства и разрушения — все, что только им вздумается. Затем Мухаммед приказал, чтобы муэдзины призывали к молитве с самой Святой Софии; и с того момента, как со священного здания, возведенного Юстинианом девять столетии назад, раздался крик муэдзина, Константинополь перестал быть христианским городом и восточным бастионом народов Запада